Она шла быстро, глубоко дыша, не особенно разбирая дорогу. Неважно, куда. Движение само по себе стало необходимостью – попыткой стереть всё, что давило изнутри.
Строчки завещания не исчезали из сознания. Они вспыхивали перед глазами с пугающей ясностью, звучали в голове чернильными линиями, выстроенными в чёткий, неумолимый порядок.
Она не знала, куда идёт.
Шаги были хаотичными, сбивчивыми, словно кто-то другой вёл её вперёд, а она лишь подчинялась этой чужой воле, гонимая тяжестью мыслей.
Лескамье тонула в утреннем тумане – влажном, размывающем очертания домов. Воздух казался застоявшимся, вязким, будто наполнял собой каждый уголок этой сонной, неподвижной деревни. Молчание висело над улицами, тянулось за ней следом, нагнетая.
Элейн попыталась вдохнуть глубже, но в груди по-прежнему стоял ком. Воздуха не хватало. Каждый шаг отдавался болью. Она заставляла себя дышать ровнее, глубже, но воздух становился плотным, почти осязаемым. И с каждой секундой нехватка кислорода ощущалась всё сильнее. Девушка не просто чувствовала её – она погружалась в нехватку, как в медленное, мучительное удушье.
В глазах мутилось. Сердце колотилось так, будто внутри бушевало целое стадо диких лошадей, рвущихся наружу, сотрясая её изнутри. Новые слёзы беззвучно стекали по щекам, обжигая кожу ледяными дорожками. Кровь грохотала в ушах, и каждый шаг, казалось, отдавался в голове эхом, как будто даже сама земля пыталась остановить её.
Но она шла.
Быстро. Так быстро, как только могли позволить ослабленные, дрожащие ноги.
Каждый судорожный вдох оставлял после себя лишь болезненные спазмы, но Элейн продолжала двигаться вперёд, почти не замечая, как тело перестаёт подчиняться разуму.
Прошли минуты или… вечность.
Изнеможённая, опустошённая, она брела по пустынным улочкам, похожая на марионетку, которой порвали нити, но которая вдруг обрела свободу. Только свобода эта была обманчивой, зыбкой, а каждый шаг, каждое движение казалось чужим, неправильным. Истерика утихла, но слёзы продолжали выходить из неё, дрожью пробегаясь по позвоночнику, цепляя рёбра, давя на лёгкие.
Она закашлялась.
Резко. Надрывно. Так, что спазм согнул её пополам. Она остановилась, упёрлась руками в колени, пытаясь восстановить дыхание, но грудь сжимало, будто невидимая рука сдавливала её изнутри, выдавливала воздух, не позволяя вдохнуть полной грудью. В горле стояла сухость, в плечи и шею впилась тупая, тянущая боль.
Невидимая хватка усилилась.
Сильнее.
Крепче.
Туже.
Элейн вжалась лбом в шершавую кору дерева, стараясь хоть немного прийти в себя. Закрыла глаза. Сделала глубокий, хриплый вдох, отчаянно цепляясь за это движение, как за спасение.
Всего на секунду – чтобы почувствовать, что она всё ещё может дышать.
Медленно