И тут в его воспалённом разуме нарисовался образ, который был так прекрасен, что его появление стало волшебной силой, вытеснившей из Кирилла куда-то на периферию сознания и старый, и новый хмель, и головную боль, и чувство паранойи. Мысли стали вытаскивать воспоминания из глубины алкогольного забытья, донося в осознание смех, запах, цвет и молочно-белый парик, под которым прятались рыжие волосы.
У Кирилла отвисла челюсть, из одной руки выпал телефон, а из второй банка с остатками пива, которая упала на бок и стала выплёскивать из себя содержимое мелкими, частыми порциями прямо на ламинат под его босыми ногами. Он вспомнил, что приехал домой на такси вместе с красавицей, которую целовал всю дорогу. Он вспоминал и вспоминал, сейчас воспоминания в его голове ложились, как мазки на холст, воссоздавая картину прошлой ночи. Вечер в спортивном баре. Такси. Девушка в белом парике. Ресторан. Драка. Снова такси. Вкус её помады на губах.
А потом – ничего.
Как же её звали?
Теперь воспоминания разрывались, как вакуумные бомбы в голове. Кирилл ещё раз взглянул в телефон, но ни последнего звонка, ни имён – ни-че-го. А, может быть, это начиналась белая горячка? Может быть, все воспоминания – не больше, чем плод больного похмельного воображения? И, вообще, был ли у него пёс? Комната, в которой он находился, вдруг на мгновение показалась ему незнакомой. Кирилл знал парочку человек, которые испытали на себе все тяготы алкогольной болезни, потому остатки здоровой психики, иногда привносящие рациональность в его переживания, заставили его подняться и вприпрыжку отнесли на кухню.
Всё-таки, завёрнутая в синий пластиковый пакет для мусора, уже замороженная голова пса, лежала в морозилке.
Звук дверного звонка, будто грохочущая колесница из ада, вкатил в пространство квартиры и замер, снова уступив место тишине. Кирилл быстро вернул голову пса обратно и, закрыв дверь морозильной камеры, превратился в сгусток напряжения. Кого могло принести? Явь и наваждение так перемешались, что Кирилл уже не верил ни своим чувствам, ни мыслям, а значит и себе самому. Но звук вновь заполнил пространство, словно трубы семи ангелов после снятия седьмой печати. Звук не предвещал ничего хорошего.
Кирилл на цыпочках подошёл к дверному глазку и, аккуратно отодвинув заслонку, приблизил к нему глаз. Мужчина тут же отпрянул от двери, перевернулся спиной к стене и упёрся в неё ладонями. Он дышал часто, и ему казалось, что сердце сейчас вырвется из груди то ли от страха, то ли от радости спасения, а, может, от неожиданности происходящего.
Там, за дверью, стояла она. Вчерашняя. Мария. Он вдруг вспомнил её имя. И он точно узнал её, несмотря на другой – уже фиолетовый парик.
Если он действительно был с ней вчера и затем очутился дома, то наверняка это она помогла ему добраться.