Аутодафе. Тимур Александрович Темников

Ей не хотелось торопить события, ей хотелось растянуть податливое время до то того момента, когда она захлебнётся от счастья и… И, скорее всего, внутри её что-то изменится, хрустнет, словно мёртвая ветка, сломается. Сначала она заплачет, прямо в постели тихо отвернётся на бок спиной к нему, и слёзы медленно потекут из глаз, разбавляя сожаление о случившемся, потому что его уже будет невозможно повторить. Она постарается не всхлипывать, чтобы он не заметил. Но он всё равно услышит и спросит её «почему?». Она соврёт, что от счастья. Соврёт убедительно, чтобы он смог собой гордиться. Это последнее, что она сможет для него сделать. А потом она оденется и уйдёт, почти как сейчас, с одной лишь поправкой – уйдёт, чтобы больше никогда не вернуться.

      Он будет страдать и искать её. Но не найдёт. Именно для этого она удалила свой номер и ещё несколько вечерних звонков из его телефонной книги вчерашним вечером. Он не должен был её найти, ни прямо, ни через кого-то. Она должна управлять ситуацией. Что с ним стало бы потом, для неё было неважно. Важно, что он был заворожён ею. Он помнил о ней. Он хотел её. Он её полюбил. Как все те, что полюбили до него. Ей было необходимо, чтобы её любили после всего того, что она пережила прежде.

      Сейчас, выйдя из подъезда, она не стала вызывать такси прямо под окнами его дома, вдруг Кирилл смотрел из окна. Он бы сразу догадался, что она уехала. Потому она решила пройтись. Отойти на пару многоэтажек подальше. Ведь он должен её ждать. В этом весь смысл. И, когда его ожидания становились бы невыносимыми, в этот момент она бы приходила. Возвращалась за тем, чтобы убедится, что её любят. Ведь она была создана только для того, чтобы быть обожаемой. Единственной. Затмевающей всё собственной тенью и одновременно озаряющей весь мир своим присутствием.

      Пройдя квартал, она зашла в цветочный магазин, вызвала такси к своему местоположению и заказала восемь огромных хризантем. Девочка-флорист переспросила о количестве цветов, и убедившись, что не ослышалась, собрала букет.

      – Это маме, – сказала Мария, расплачиваясь картой. – Сегодня восемь лет, как её не стало, – зачем-то пояснила она.

      Продавщица цветов понимающе вздохнула.

      Мария села в такси. Водитель ещё раз уточнил конечную точку маршрута, посмотрел на цветы в руках пассажирки и выключил музыку, наверное, понимая, что ехать на кладбище, слушая всякое «у-ля-ля» не комильфо. Всю дорогу они пробыли в тишине.

      Она шла к могиле, не торопясь. По пути не встретила никого. Лишь в самом начале на входе, несколько человек. Все порознь. С вёдрами, совками, понурыми лицами, пластмассовыми цветами. Кто-то туда, а иные обратно – одни к мёртвым, другие в мир живых. Слушала кладбищенскую пустоту, наполненную шумами неорганической жизни: ветер зигзагами между листьев, щебень под тонкими каблуками туфлей. Разглядывала пропитанную одиночеством тяжесть гранита могильных плит.

      Здесь, ей казалось, гораздо глубже и честнее, чем там, за оградой.

      Наконец, она подошла к могиле, что ещё восемь лет назад была вырыта у края кладбищенской зоны захоронения. Теперь край ушёл на сотню метров дальше.