Тарквиний, видя, что его интриги расстроены и заговор раскрыт, возложил свои надежды только на войну. Он убедил два могущественных народа Этрурии, вейев и тарквинийцев, взяться за оружие ради его дела. Память об их прежних поражениях давно подогревала их ненависть к римлянам.
Вскоре армии встретились: судьба распорядилась так, что Аронс, сын Тарквиния, и консул Брут оказались каждый во главе кавалерийского отряда и противостояли друг другу. Аронс, увидев консула, воскликнул: «Великие боги! Мстители за царей, помогите мне наказать этого мятежника, который изгнал нас и который дерзко украшает себя перед моими глазами знаками нашего достоинства!»
Они бросились друг на друга с яростью, стремясь только наносить удары и пренебрегая защитой. Вскоре оба, покрытые ранами, пали мертвыми одновременно. Обе армии, воодушевленные той же отвагой, что и их предводители, смешались и долго сражались с упорством. Потери были примерно равны с обеих сторон, но римляне остались хозяевами поля боя. Валерий, впоследствии прозванный Публиколой, только что сменил Коллатина на посту консула: он заменил Брута в командовании армией и триумфально вернулся в Рим на колеснице, запряженной четверкой лошадей. Триумф, сохранившийся впоследствии, оставался самой почетной наградой за великие победы.
Чем больше народ любит свободу, тем больше он боится её потерять. Малейший повод вызывает у него подозрения, и даже самые выдающиеся заслуги не могут его успокоить. Его недоверие слишком часто приводит к неблагодарности. Валерий вскоре испытал это на себе. Он задержался с назначением себе коллеги и построил красивый дом на холме, который возвышался над площадью. Его заподозрили в стремлении к царской власти. Узнав об этих слухах, он созвал народ, скромно напомнил о своих заслугах и с горечью пожаловался на несправедливость своих сограждан.
«Ах! – сказал он, – как я завидую своему коллеге Бруту! Создав консулат и основав свободу, он умер с оружием в руках, со всей своей славой, не испытав вашей несправедливой зависти. Разве никакая добродетель не может быть защищена от ваших подозрений? Неужели вы можете поверить, что основатель свободы разрушит её, а враг царей будет стремиться к царской власти? Хотите ли вы рассеять свои страхи? Не смотрите на то, где я живу, но смотрите на то, кто я есть. Впрочем, холм Веллия больше не будет вызывать ваших страхов; я сейчас же спущусь с него и поселюсь в таком низком месте, что вы все будете возвышаться надо мной». С этими словами он удалился и ночью, собрав множество рабочих, приказал разрушить свой дом.
На следующий день, когда солнце осветило руины этого здания, оно открыло глаза народу на его заблуждение. И эта изменчивая толпа, которая сегодня порицает то, что вчера восхваляла, и которая завтра будет воскрешать то, что сегодня уничтожает, отозвала свои жалобы и раскаялась в своей несправедливости.
Валерий, более жаждущий