– Потому что ты ощутила горечь утраты. Вспомнила, что есть те, кого тебе точно придется оплакать. Мать не должна терять своих детей.
– Он не был моим ребенком.
– Еще как был. Первенцем. Самым долгожданным и любимым. Он был всем. Сыном, братом, другом. Иногда – отцом.
– Я не знаю, смогу ли смириться с этим. Еще и дед… Герда.
– У тебя есть Соммер. И Ойра.
– Знаю. Лишь они удерживают меня на краю. И ты.
– Пойдем. Завтра трудный день.
– И что же будет завтра?
– Ты откроешь новую главу наших отношений с иглоплювами. Это будет непросто – вновь завоевать доверие друг друга. Но ты сможешь. Я верю в тебя.
– Хоть кто-то верит, – слабо усмехнулась Саманта. – Но завтра на мишек у меня нет сил. Разговаривать с ними не просто. А что потом? Иглоплювы улетят домой. А мы? Куда податься нам?
– Мы полетим в Солнечную систему, чтобы вернуть свой дом. Землю. Но это будет не завтра и не через неделю. А прежде всего мы снова спустимся на Благодать. Наверное, в последний раз.
– Зачем?
– Чтобы проститься.
– Ульф…
– Нет, послушай меня. Ты должна отпустить его. Иначе не сможешь двигаться дальше. Так и останешься замурованной в комнате без дверей до конца дней, с каждым мгновением все больше утопая в боли.
– Я не хочу отпускать.
– Ты должна. Иначе погибнешь. А я… мы… не можем этого допустить. Пойдем. Тебе нужно отдохнуть. А утром ты сама поймешь, что я прав. Пойдем.
Ульф мягко подтолкнул Саманту к выходу, и она в кои-то веки безропотно подчинилась.
003
Тридцатое июня пятьсот тридцать девятого года. Голубой сектор: Благодать
Как ни странно, но Саманте все же удалось поспать. Часа четыре, не больше. Но открыв глаза, она впервые за прошедший месяц почувствовала себя отдохнувшей. Половина капитанской постели пустовала – Ульф уже где-то болтался. Впрочем, не удивительно. Он-то, в отличие от лингвистки, все еще капитан. И находится на своем корабле.
Женщина потянулась, откинула одеяло и отправилась в душ. Остатки сна испарились под струями горячей воды – ее все еще познабливало после вчерашней прогулки под дождем, и она на максимум вывернула кран с кипятком, рискуя быть ошпаренной. Кожа покраснела, потом начала саднить. Когда терпеть уже стало невмоготу, Саманта перекрыла воду и прислонилась лбом к кафельной стенке, задумавшись о прошлой ночи.
Испытывает ли то же самое теперь Ульф? Может ли его кожа покрываться мурашками, когда ему холодно? Или когда я покусываю его за ухо? Или когда целую в уголок губ?
Прошлой ночью мне казалось, что он реагировал на мои прикосновения и поцелуи, как и прежде. И дело не только в сексе. Он сильно изменился с тех пор, как я увидела его после окончания войны. Тогда он напоминал робота. А сейчас почти не отличается от прежнего себя.
Это внушало какой-то странный оптимизм. Не только