Двое оказались спасателями, у них наготове тонкий канат с поплавком. Не вязать меня, надеюсь, а вытаскивать.
– С ума сошёл! Такая волна.
– Наверное, сошёл, но не от волны.
– Посадим, будешь знать.
– Вдвоём и в отдельный номер.
Оттаяли, посмеялись. Отговорился тем, что пригласил поужинать. У Иры глаза мокрые, молчит. Кому нужны мои дурацкие оправдания? Не успели побыть вместе, а я уже заставляю её переживать. Что дальше будет? Если вообще будет это «дальше» с таким, как я.
Пришлось идти вечером в кафе. Привычка, конечно, неудобная – отвечать за данное слово. Она обременительна, но полезна – сеешь семена порядочности. Расстались приятелями.
Через день море угомонилось. Сидим с Ирой у спасателей на банке (в лодке скамья так называется), идём (катерочек не плавает, а ходит) осматривать достопримечательности. Она изучает петлю на тросе, поясняю:
– Беседочный узел, умели вязать ещё финикийцы. Незамысловатый, как видишь, но заключает в себе главное, то, для чего и завязывается, – петля никогда не затянется, как бы сильно ни тянули. А развязать, если захочешь, просто – достаточно дёрнуть за этот конец. Ты меня к себе так привязала.
Ира замечает «пловцов» на новом месте, зрение хорошее (меня же увидела):
– Хвастаться нечем стало.
– Что вы, на них уже жаловались. Хорошо тем, у кого есть свой спасатель… – Рулевой глянул на меня: – …с такой фигурой.
– А это что за оболтусы? – взглядом показывает Ира на два дома, вылезшие, чтобы испортить красоту зелёного холма.
– Московские.
Не могу не сказать, что первое наше утро обрадовало, а вот вечер (не вечер, конечно, а я) разочаровал. Что случилось? Обещал подарить луну и не выполнил первое же обещание, а хвастался, хвастался – неандерталец. Почему? Луны просто не было. Не догадался посмотреть в календарь! Объясняю, оправдываюсь, что вот, мол, из-за меня задержались, кто-то опередил. Пусть ему будет удача. Мне придётся ждать следующую. Зато месяц легче довезти, он вырастет, и будет у тебя своя луна с самого рождения. Смешно, но неприятный осадок остался (у одного меня?).
Требовательный стук в дверь, заходит горничная:
– Извините, если помешала, завтра у вас последний день.
Неужели? Вот те раз. А я не сказал высоких слов (правда, раньше обходился без них). Прожил долго, но как-то не научился, – может быть, причины не было. А сейчас? Гляжу на море, на наш горизонт, принесли оттуда грустную весть.
Подходит Ира, прижимается к спине, дышит мне в затылок, и замечаю, что чайки летают уже не отдельно,