Романтизм и реализм, или Лелия и Леля. Лейла Хугаева

силы общества уходят на обслуживание совокупления, на примитивную похоть в том смысле, как рисует это Толстой в «Крейцеровой сонате». Если любовная романтика – это сумасшествие, которое ставит смыслом жизни несуществующие отношения мужчин и женщин, то культ похоти – это разврат, иначе уничтожающий духовность. Творчество Бальзака сводилось к тому, чтобы прикрыть непотребство голого разврата кружевами старого романтического бреда и сохранить таким образом статус кво. Он консерватор до мозга костей. Клуб Флобера не хотел ни старого безумия донкихотов, ни новой откровенной вакханалии похоти. Половая любовь ни в каком виде не может быть смыслом жизни человечества – вот в чем центральный мотив творчества поисков нового идеала.

      Бертран Рассел также как и Жорж Санд отказывался признавать институт брака и проповедовал свободную любовь. И его также как и Санд объявили развратником. Однако, если бы ему предложили свободную любовь в виде похоти как смысла жизни, я уверена он бы предпочел оставаться девственником до конца жизни. У него было четыре жены и две любовницы, о которых он писал в своих мемуарах (дочь его говорит, что это только самые любимые любовницы), но они были не смыслом его жизни, а спутниками на пути к цели любого разумного человека: к познанию и служению обществу. Это и называется любовью-дружбой: не искать смысл жизни друг в друге, а вместе идти к нему; не быть искомой целью друг для друга, а товарищами на пути к единой цели. Того же добивалась и Жорж Санд, то есть чтобы ее признали равной, товарищем, и общалась только с теми мужчинами, кто признавал ее товарищем. Бальзак смеялся над ее проектами реформировать институт брака, и Моруа представил все так в ее биографии, как будто Бальзак победил в этом споре, вынудив ее признать нерушимость брака.

      Однако, на самом деле, Жорж Санд подобно Толстому поставила на место любовной романтики – метафизику разума и поискам этого нового идеала отдала все силы. Яркое тому свидетельство роман «Спиридион», в котором она дала новую лирику.

      «Я ничего в нем не понял», – писал известный критик Сент-Бев. Ференц Лист, который к тому времени уже не был ее другом, писал что, судя по последнему роману, талант писательницы выдохся. Еще бы, ведь теперь совсем другого рода любовь стоит в центре романа: любовь к истине, любовь к богу. Это все та же страстная душа, с прежней глубиной и колоритом, но теперь это не любовная интрига, но лирика духовного становления ученого священника, посвятившего жизнь аскезе и поискам истины. Интрига романа в том, что будучи священником и монахом, он борется с церковью, с глубоким презрением осуждает клерикализм и монашество. Он ищет настоящую истину, а вовсе не суррогат, который может предложить католичество и христианство в целом. Он ищет метафизику интеллекта, мир идей Платона и истинными святыми признает ученых всех времен и народов, внесших свой вклад в становление