Романтизм и реализм, или Лелия и Леля. Лейла Хугаева

или Шекспира, продолжают искать единственного человека, в котором воплотился их идеал, и соединение с которым даст им и неземное блаженство, и славу, и вечность. Эмма Флобера остается романтиком, хоть и читает в том числе повести бальзаковского реализма. Она ищет и ждет свой идеал, вечное блаженство в вечном любовнике. Она не будет изменять мужу, она убежит с ним от мужа. Мужчины, конечно, знают о том, как кривое зеркало современной культуры, это «коллективное бессознательное» искажает сознание женщин. И Родольфу хватает одного взгляда на Эмму, чтобы понять, как легко будет ее соблазнить, представ перед ней в образе такого горячо искомого идеала. Он соблазняет ее и бросает как раз тогда когда она планирует бежать с ним от бедного ничего не подозревающего Шарля. Эмма заболевает, только преданность Шарля и любовь к дочери спасают ее от смерти. Она потихоньку выздоравливает, и Шарль везет ее в город на премьеру спектакля в театре. Флобер мастерски отобразил в чувствах, которые просмотр этого спектакля поднял в сердце Эммы, всю шаблонность этого болезненного воображения провоцируемого современной культурой. Любовная пантомима актеров настолько отражает ее собственные чувства, что Эмме кажется, что актер разговаривает с ней, о ее любви. Она старается бороться с натиском иллюзии, но ее слабое сознание не способно к такой борьбе.

      «Эмма почувствовала себя перенесенною в былое своей ранней молодости, когда она зачитывалась Вальтером Скоттом. Она узнавала все упоение и муки, от которых едва не умерла сама. Голос певицы казался ей отзвуком ее собственной души. Но никто никогда не любил ее такой любовью. Не плакал он, подобно Эдгару в последний вечер, когда светила луна, и они говорили друг другу „до завтра!“, „до завтра!“. Зал гремел от рукоплесканий. Эмме вспомнился день ее свадьбы. Почему подобно Лючии она не боролась, не молила? Нет, она была весела и не замечала в какую бросалась пропасть… Ах, если бы во всей свежести своей красоты, до позора брака и разочарований прелюбодеяния, она могла отдать жизнь человеку с верным великодушным сердцем, то для нее и нежность и добродетель и великодушие и долг – все слилось бы воедино, и никогда не сошла бы она с высот такого счастья. Но такое счастье, разумеется, ложь, придуманная людьми, чтобы отнять у желания последнюю надежду. Она знает теперь всю ничтожность страстей, возвеличиваемых искусством. Оскорбленный любовник потрясал голою шпагой на сцене. В нем жила, думалось Эмме неиссякаемая любовь, думалось Эмме, если он мог такими потоками изливать ее в публику. Ее слабые попытки развенчать иллюзию потонули в поэтическом впечатлении от захватившей ее роли, и влекомая к человеку чарами изображаемого им персонажа, она старалась представить себе его жизнь, громкую, великолепную, необычайную жизнь. Они могли бы встретиться, полюбить друг друга. С ним она разъезжала бы по всем странам Европы, из столицы в столицу, деля с ним труды и гордость, собирая,