Романтизм и реализм, или Лелия и Леля. Лейла Хугаева. Читать онлайн. Newlib. NEWLIB.NET

Автор: Лейла Хугаева
Издательство: Издательские решения
Серия:
Жанр произведения: Философия
Год издания: 0
isbn: 9785005080509
Скачать книгу
жает традицию античных Гераклов и Одиссеев, человекобогов, романтических героев, всесилие которых напрямую связывало их с божественным Олимпом. В этом смысле рыцарская романтика Средневековья также стала продолжением этой античной одиссеи, воспевающей дух человека как всесилие и совершенство всепобеждающего Эго. Бертран Рассел так и определил романтику в своей «Истории западной философии»: как бунт всепобеждающего эго, противопоставившего свое всесилие всему миру, как метафизику эго, отказывающуюся от полезного в пользу прекрасного.

      Мужчины и женщины предстают в мифологии этой романтической сказки одинаково совершенными, но в абсолютно разных областях: это не товарищи, а противоположные друг другу существа, одинаково прекрасные каждый в своей сфере. Мужчина – герой-борец, женщина – красавица-нежность. Смысл их жизни состоит в том, чтобы доказать свое совершенство друг другу, «реализовать свое эго» друг в друге. Тогда возникает волшебное единство двух совершенных половинок, превращающихся в единое божество романтической любви, всесилие которой превосходит силу уже самих олимпов.

      Вся романтическая литература, от Гомера до Шекспира, воспевает это волшебное всесилие романтической любви. Данте прямо поселил Беатричи в раю и пешком отправился с этого света на тот свет в поисках своей любимой. Принцесса Клевская, леди Ровена, Джульетта – все героини одинаково совершенны в своей душевной чистоте, в благородстве и великодушии, в нежности и в преданности. Также слепит великолепие рыцарских образов, богоподобных героев и сверхчеловеков своими бойцовскими и благородными свойствами. Оттуда же происходит и средневековая этика нарекать «величествами» людей, которых романтическое сознание обожествляло и возносило до олимпийских высот.

      Однако, жизнь показала, что превращать в метафизику дух отдельных людей – смешно и неправильно. Нет людей с «величествами», героика сверхчеловеков не более чем плод больного воображения. «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанческий» Мигеля де Сервантеса раз и навсегда положил конец рыцарской романтике:

      «Обаяние её сверхъестественно, <…>, ибо в ней воплощены все невероятные знаки красоты, коими наделяют поэты своих возлюбленных: её волосы – золото, чело – Елисейские поля, брови – радуги небесные, очи её – два солнца, ланиты – розы, уста – кораллы, жемчуг – зубы её, алебастр – её шея, мрамор – перси, слоновая кость – её руки, белизна её кожи – снег…»

      Письмо Дон Кихота Дульсинее Тобосской:

      «Всемогущая и бесстрастная сеньора!

      Тот, кого ранило острие разлуки и чья изъязвлена душа, желает тебе, сладчайшая Дульсинея Тобосская, здоровья, коего он сам лишился. Если красота твоя пренебрегает мною, если твои добродетели суть мои супостаты, если твое презрение усугубляет мою кручину, то хотя я и много претерпел, однако сей муки мне уже не вынести: она мало того что сильна, а еще и весьма долговременна. Добрый мой оруженосец Санчо подробно опишет тебе, о неблагодарная красавица, возлюбленная врагиня моя, то состояние, в какое ты меня привела. Если ты рассудишь за благо прийти мне на помощь – я твой, если нет – поступай, как тебе заблагорассудится: я же, покончив счеты с жизнью, тем самым утолю и твою жестокость и свою страсть.

      Твой до гроба Рыцарь Печального Образа».

      С другой стороны, роман Гюстава Флобера «Госпожа Бовари» нанес сокрушительный удар по женской романтике, разоблачив ее как порождение больной фантазии, которая приводит в реальной жизни к самым губительным последствиям.

      Романтика была смертельно ранена, и с каждым новым сатирическим произведением все больше приближалась к своей окончательно погибели. «Дон Жуан» Мольера, «Кларисса Гарлоу» Ричардсона, «Жюстина» Сада, «Демон» Лермонтова… К ужасу грядущих поколений гомерический хохот, которым сопровождалась гибель романтики, привел к разрушению не только ее смешной стороны обожествления человека, но также и к гибели добродетели, идеала, самого духа, наконец. Порок стали превозносить как «реализм природы», как «удовольствие» и «борьбу за выживание», которые движут миром. Нигилизм и имморализм стали нормой. Байрон замечательно выразил эту мысль об утрате идеала здорового духа вместе с нездоровой метафизикой романтиков:

      Святая месть, преследованье зла,

      Защита слабых, сирых, оскорбленных

      Неукротимой доблести дела,

      Туземцев избавленье угнетенных —

      Ужель насмешка дерзкая могла

      Коснуться этих истин просветленных?

      Где идеала нравственный оплот?

      Тогда Сократ ведь тоже Дон-Кихот!

      Насмешкою Сервантес погубил

      Дух рыцарства в Испании; не стало

      Ни подвигов, ни фей, ни тайных сил,

      Которыми романтика блистала;

      Исчез геройский дух, геройский пыл —

      Так страшно эта книга повлияла

      Но насмешка литераторов оказалась не единственным оружием, которым стали целенаправленно уничтожать идеалы духа, и ставить на место этики добродетели релятивизм