Механический человек. Иргали Фарукович Гильфанов

костей. Слово «любовь» не было для неё пустым звуком, а чувства стояли у неё всегда на самом первом месте, безраздельно определяя в её личной иерархии ценностей все остальное. И ничего тут поделать было невозможно, ибо такова была она, Аделаида. И всякий, кто желал с ней знаться, а тем паче поддерживать хорошие взаимоотношения, должен был считаться с этими её взглядами на жизнь и отношения между полами, если и не разделять их, то, по крайней мере, не перечить и не прекословить ей в данных темах, пусть и не потворствовать в этом месте, но и не препираться с ней, приводя какие-либо веские доводы и припоминая весомые аргументы, с которыми она категорически не желала считаться, попросту с ходу отметая их, как что ненужное и глубоко чуждое ей.

      Теперь же стены ресторанчика разительно отличались от тех прежних, причем далеко не в лучшую сторону, и были сыроватые, нездорового зеленовато-болотного колера, шероховатые, будто изъеденные молью, и пахло чем-то застойным и гадким, как в забегаловке, совершенно под стать его нынешним завсегдатаям и обитателям, многие из которых подозрительно оглянулись на них, будто удивленные присутствием столь необычных посетителей, а ведь ничего особенного для других они из себя не представляли. Андрею показалось было даже, что по стенам ползают враскорячку, огибая друг друга, медлительные и ленивые ящерицы салатно-зеленого цвета, во всяком случае, он бы нисколько не удивился, если бы такое произошло и таковые обнаружились бы вдруг в заведении. А вот ресторан назывался тогда ласково и маняще «Ноев ковчег», а не с грубоватой брутальностью «Харчевня Голиаф» (они бы ещё «Баркас Харона» назвали и то бы более подходящее и остроумное переименование было, по-своему рассудил Андрей, – из ковчега Ноя прямиком в баркас Харона, дорожка для всех одна, добро пожаловать), и это было как будто бы в другой жизни, из какого-то другого времени и измерения.

      Их поразило тогда разнообразие и обилие живописных портретов и ритуальных цветных масок, вперемежку и вразброску висящих на стенах зала, и там, и сям, и ещё тут, и снова там. Форма и расположение предметов в зале, их своенравных и произвольных контуров порождали мысли не столько о произвольной и фантазии владельца заведения и его дизайнеров с мазохистской тайной склонностью к хаосу и абсурду, сколько об общих законах асимметрии пространства, живым свидетельством которых являлся этот ресторан. Стеклянный и симметричный прозрачный куб с ассиметричной внутренностью. Загадка геометрии, занятно. Снаружи видимость гармонии, а как зайдешь внутрь – все тот же привычный хаос и дисбаланс.

      Он попробовал вспомнить её лицо в мельчайших подробностях, но ему никак не удавалось сделать этого, вместо этого он видел лишь общие очертания и контуры её лика, смутного и расплывающегося в деталях. Видимо, он начал забывать её лицо в результате всех сильнейших потрясений последнего времени, а ему так хотелось вспомнить её глаза, губы, волосы и особенно голос. Они сидели и беседовали тогда