В приемном отделении мать разговаривала с врачом. Я сидел на скамейке, опустив голову; подними я глаза, пришлось бы включиться в беседу. Врач стал бы расспрашивать, мол, что случилось, как я себя чувствую, почему я такой худой, почему я решил покончить с собой. Если не смотреть, никто тебя не заметит.
Краем уха я слышал, как мама лепит какую-то несуразицу. Она в тот день была подозрительно спокойна, только руки нервно потряхивало. Может, что-то приняла накануне. Мама боялась, что у нее отнимут родительские права, и доказывала врачу, что у нас отличная семья. Он спросил, как давно в моем поведении наблюдаются странности. Она стала рассказывать, что я ответственный и очень послушный.
Кажется, я с ней не попрощался тогда. Сразу из приемного отделения меня повели на санитарный осмотр.
– Раздевайся, – с порогу велела санитарка. Я замешкался, и она повторила: – Раздевайся.
Меня отправили в душ, где дали кусок дезинфицирующего мыла; тем временем шла опись моих вещей. В детском отделении нельзя иметь что-то кроме зубной щетки и пары карандашей. Как я узнал позже, телефоны здесь хранились в камерах, и получить их можно было только под расписку, а звонки заранее утверждались со врачом. У меня не было ни телефона, ни тех, кому захотелось бы позвонить.
Сразу после душа санитарка всучила мне пижаму и перечень вещей.
– Расписывайся.
В перечне указывался даже автобусный билет, который я забыл вытащить из кармана.
Меня повели по бесконечному коридору.
– Сначала полежишь в нулевом отделении. Сдашь все анализы, и, если будешь вести себя хорошо, переведем в нормальную палату. Главное – слушайся старших, и больше недели в нулевом не пробудешь…
Неделя – и это только подготовительный этап. Идя по коридору, я начал осознавать, во что вляпался. Нормальные больницы – я имею в виду пищевые или лор-отделения – вышвыривают тебя домой, как только замечают положительную тенденцию. Я был уверен, что здесь меня ждет то же самое, а значит, больше двух недель я не потеряю. В конце концов мне по-прежнему нужно было учиться; близился конец триместра.
Да, я начал осознавать, во что вляпался.
– Выходить из палаты нельзя. Захочется в туалет, постучишь в окно. В столовую можно только в отведенные часы. Разговаривать только с соседями по палате. – Она одернула меня за ворот рубашки. – Ты успеваешь запоминать?
– Я не слушаю.
Вдруг мне показалось, что больничная одежда – на редкость удобная.
– Врач посмотрит тебя послезавтра, у него выходные.
Санитарка завела меня в палату, единственное окно которой выходило в коридор. Огромное окно в пол-стены. За мной закрыли дверь.
Я начал осознавать, во что вляпался.
Неделя прошла быстро. Большую часть времени я спал или разглядывал рубцы на руках. Они еще не зажили и продолжали болеть. Они болели очень