Если приглядеться, можно заметить полосы на полу и стенах. Они остались с того дня, как родители перетаскивали пианино в мамину комнату. Я ненавидел это чертово пианино, чернеющее надо мной, пока я сплю, чернеющее и словно растущее на фоне белой стены, – свидетельство моей бездарности.
Однажды я признался, что терпеть его не могу; мама обиделась и сказала, что заберет пианино себе. Мол, оно будет ее радовать. Хотя она никогда не умела играть.
Может, потому я не тороплюсь домой, что все здесь напоминает о проигрыше. Отстойно каждое утро чистить зубы там, где пару лет назад пытался вскрыться. Я ненавижу это место или ненавижу себя за воспоминания, которыми его населил.
Высовываюсь на кухню заварить кофе. Чайник со свистком, стол на троих, за которым никогда не собираются трое, и шкафчики. Да, шкафчики, мамина гордость. Для каждого вида посуды – свое отделение. Слева над головой – тарелки, посередине – кружки и бокалы. В нижней тумбе выдвижное отделение под столовые приборы, есть даже перегородочки, чтобы не мешались друг с другом вилки и ложки. Или ложки столовые и чайные. В мамином пристрастии к порядку сквозит невроз.
А еще она постоянно покупает новые полотенца.
Отец заходит на кухню. Я прислоняюсь к стене, стараясь занимать меньше места.
Отец среднего роста, сутулый, но все еще темноволосый – не поседел в свои годы. Сколько его помню, он всегда был таким. Я не видел ни одной его детской фотографии, может, он сразу после школы превратился в – себя. И этот человек рассказывал мне про мужественность! Так же нелепо, как курящие мамки, твердящие дочерям о курении и бесплодии.
Наверное, отец и сам не верит в ту блажь, что втолковывает мне. Наверное, он понятия не имеет, что такое отцовство, а потому и уцепился за стереотипное говно. Наверное, не стоит судить его строго. Его отец, то есть мой дед, умер, когда папе было пятнадцать. Может, это сыграло свою роль. Все равно ничего из этого уже не имеет значения.
Выключаю чайник прежде, чем разорется воплем свисток.
Надо непременно найти дневник; пока я не избавлюсь от него, работа не будет закончена. Снова мысленно прокручиваю все варианты, где мог его прятать. Первое время он, кажется, лежал под ковром; но я быстро отказался от этой идеи, потому что пылесос гремел колесиками каждый раз, когда наезжал на него. Если бы мама невзначай решила прибраться в моей комнате, сразу бы нашла. Да и ковер убрали в тот же день, когда перетащили пианино. Может, потому в комнате так холодно.
Погодите. А ведь пианино —
– О чем задумался? – окликает отец.
Я хмурюсь:
– Ни о чем. – Заливаю кофе кипятком, отвожу глаза.
Чертово пианино, ну конечно!
Хватаю кружку и уношусь в свою комнату.
Отец наконец собрал вещи и теперь уселся смотреть телевизор. Я уж думал, что не успею. Стемнело, мама будет через полчаса максимум, лучше поторопиться. Выныриваю из комнаты