– Одна на все отделение? – поморщился я.
– А ты что думал, на курорт приехал? – И рассмеялся. Я невольно засмеялся вместе с ним.
Непосредственность, с которой он обо всем рассказывал, успокаивала меня. Но важней всего было то, что он не говорил со мной как с несмышленышем. А ведь даже в голосе отца мне всегда чудилось снисхождение.
– По эту сторону коридора палаты. Кабинеты врачей, класс для занятий – с другой стороны.
– Для занятий? Тут что, и школа будет?
Он пожал плечами:
– Ну, вроде того.
– А я уж думал, что хоть от уроков откошу.
Он рассмеялся; я чувствовал себя почти нормальным.
– Подъем в семь утра, за лекарствами идешь к посту и называешь свою фамилию. Завтрак в девять, еда четыре раза в день. Ну, это дело объявляться будет, не пропустишь. Будешь есть, и тебя здесь не задержат.
Краем уха я слышал, как мама жаловалась врачу на мои голодовки. Кажется, они решили, что я анорексик. Мне же ни о диагнозе, ни о лечении не посчитали нужным рассказывать.
– Ну, вроде все, пойдем в палату.
Я постеснялся спрашивать о посещениях родственниками.
К моему удивлению, ни в холле, ни в коридорах почти не было пациентов. Пару человек сидели плечом к плечу на диване перед телевизором; но телевизор был выключен, они листали какие-то книжки. На полках книг было предостаточно, но я с первого взгляда понял, что это какие-то дошкольные энциклопедии. Значит, почитать будет нечего. Интересно, а можно просить передавать книги? Или еду? Это спрашивать я тоже постеснялся.
Коридор заканчивался огромным окном с решеткой. Напротив него стояло двое детей; тут из двери, словно из стены, появилась медсестра и стала что-то им говорить.
Санитар проводил меня до палаты. Я испугался, что он уйдет и я опять останусь наедине с презрительно хмыкающими медсестрами, с молчаливыми соседями, и все снова станет холодно, чуждо и непонятно.
Увидев, что я замешкался, он потрепал меня по волосам:
– Не волнуйся, тебя тут никто не обидит.
В палате номер девять было двенадцать коек, почти все из них оказались заняты. На одной из кроватей лежало нерасстеленное белье; я понял, что это для меня. Все это время я таскал в руке зубную щетку и шариковую ручку – единственное, что у меня не забрали. Их я сунул в прикроватную тумбочку. Сел. Покосился на соседа.
Это был парень лет шестнадцати. Он мрачно разглядывал меня исподлобья и молчал. Я попытался улыбнуться. Раз уж мне светит проторчать тут недели две, стоит завести приятелей.
– Ты типа нормальный? – спросил парень. Я растерялся. – Ну, типа без припадков и прочего? Тут все либо мелкие, либо припадошные. Или все сразу. А ты?
Я растерялся еще сильнее.
– Тогда я, наверное, нормальный.
– А,