Поэтому совершенно понятно, что когда около калитки появился Балашов, ни о каком застолье не могло быть и речи. Конечно, ему не дали «от ворот поворот» и не отправили восвояси, не предложив чашки чаю. Но Александра сразу ушла к сыну, узнав только, что Балашова направляют служить на Дальний Восток специальным корреспондентом от газеты «Красная Звезда».
Балашов сильно огорчился, узнав, что невольно оказался причиной болезни сына Александры, и сидел за столом с Николаем Лукичом совершенно расстроенный, скупо отвечая на его вопросы. Выходило так, что на Тихий океан был направлен командующий Морских сил Балтийского моря Викторов Михаил Владимирович, лично знавший Балашова. И прекрасно сознавая не последнюю роль печати в отношениях с центром, новый командующий сам предложил Политуправлению кандидатуру энергичного и толкового Балашова.
Александра вышла проводить Балашова и ни словом не упрекнула его в случившимся, что было высоко оценено Балашовым. Этим вечером Балашов уезжал на «Красной Стреле» в Ленинград сдавать дела и оформлять свой перевод. Прощаясь, он долго не отпускал руку Александры и многозначительно предупредил, чтобы она в ближайшие дни ждала от него письма.
Когда за Балашовым закрылась калитка, и задумчивая Александра прошла по дорожке в дом, штора углового окна медленно шевельнулась, то ли от сквозняка, то ли от прикосновения чьей-то руки.
Потянулись безрадостные дни. Меркулов-первый не слезал с горшка и таял как свеча. Доктор Борисов приходил каждый день и не менял лечения. Он теперь подолгу оставался на даче Николая Лукича, с которым играл в шахматы.
Александра похудела и подурнела, потому что не могла ни пить, ни есть, проводя все время с сыном. Только присутствие доктора удерживало ее от отчаяния.
На четвертый день она получила письмо от Балашова, в котором он недвусмысленно делал ей предложение и звал после выздоровления сына ехать к нему во Владивосток. Он великодушно предлагал ей забрать с собой и Елизавету Лукиничну, если та пожелает.
Мысли и чувства Александры были в смятении. Устраивать личную жизнь при тяжелобольном сыне она считала кощунством.
Кроме того, имелись еще два обстоятельства, заставлявшие ее серьезно задуматься: мать, не имевшая собственных средств к существованию, которая никогда не будет, она знала это, жить приживалкой в чужом доме, и Борис Никритин, с которым тоже было не все так просто.
Как всякая женщина, Александра чувствовала, что несколько раз он был близок к тому, чтобы сделать ей предложение, но каждый раз что-то удерживало его от последнего, решительного шага. Она даже была уверена – «почти на сто процентов», что Борис, подобно Бурмину из пушкинской «Метели», был во время своих скитаний на ком-то женат.
И будет ли Балашов относиться к ее сыну как Борис?
Нет, в этих обстоятельствах ни о каком браке с Балашовым не могло быть и речи. Она села и написала письмо, в котором благодарила Балашова