– Не против.
Молодость, красота, сила и энергия исходили от Балашова и ответно отражались в Александре.
Николай Лукич залюбовался ими обоими и неожиданно для самого себя представил Линн Сьёгрен, смело спускавшуюся, подобрав короткую и пышную юбку, по крутой тропинке к стучавшей камнями стремительной Юлле.
– Вы в Москву по делам?
– Вызван начальством.
– Долго рассчитываете пробыть? Хотя, ваше дело – военное. Как говориться: нынче здесь – завтра там.
– К сожалению, ничего определенного сказать не могу.
– А вы, вот что: если обстоятельства позволят, как освободитесь -заезжайте к нам в Лосинку. Это совсем близко. У вас есть на чем записать адрес?
– Спасибо. Буду рад.
Балашов достал из командирской сумки блокнот и знакомый двухцветный карандаш.
– Вот, прошу.
– На пригородном поезде доедете до Лосиноостровской. Наша дача недалеко от станции. Сориентируетесь, как говорят у вас – военных, на месте. Тем более – вы моряк….Вот, возьмите, здесь адрес.
– Не беспокойтесь, найду.
– Тогда пойдемте. Наш поезд отходит через двадцать минут.
Они пошли все вместе, заполняя собой всю ширину перрона, но вынуждены были разойтись по сторонам от предупреждающего окрика «Па-а-сторони-ись», когда на них сзади накатилась багажная тележка, нагруженная двумя чемоданами и пузатым, перетянутым двойными ремнями зеленым портпледом. Рядом с носильщиком – низкорослым татарином в длинном белом фартуке с прикрепленной на груди бляхой шла деловой и независимой походкой женщина-врач. Вероятно, ее мысли были заняты чем-то очень важным, так как она не заметила ни Балашова, ни Александру с Меркуловым-первым.
На площадке перед вокзалом, Балашов откозырял и попрощался со всеми за руку. Прощаясь с Меркуловым-первым, Балашов подарил ему свой красно-синий карандаш.
С карандашом в одной руке, крепко держась другой за руку матери, Меркулов-первый едва поспевал за вновь ставшим молодым и упругим шагом Александры. Уверенно и бодро стучали по московскому асфальту каблуки рыжих «английских» туфель, получивших накануне поездки вторую молодость из рук лучшего в городе мастера-сапожника – дяди Сережи-китайца.
В Лосинке, у дачной калитки приехавших встретили собаки: охотничьи Радька и Малька и разжиревший белый балон Анапка, переехавшие вместе с Николая Лукичом, теткой Соней и домработницей Машей из московской квартиры на природу.
Тетка Соня и Маша встречали гостей на остекленной веранде, которая примыкала к одноэтажному деревянному дому на три комнаты с кухней.
Дом окружал большой сад, больше похожий на лес.
После обязательных объятий и поцелуев, когда гости умылись с дороги, вчетвером сели за накрытый стол.
Москва не голодала, но продукты уже были по карточкам. Тем не менее, стол у дяди Коли ничуть от этого не оскудел. Все было свежим, ароматным и вкусным. Саксонский фарфор был тонок