– Потише, Митрич, больно развоевался, – окорачивает председательша, игривой, жирно напомаженной улыбкой намекая: «Погодь, мол, еще не время…»
– Да верно говорит! – влезает в разговор тетка моих примерно лет. – Что это за власть такая, если пензия фронтовикам больше моей зарплаты, да и ту вон третий месяц не дают? Я корячусь, как лошадь какая, он ни фига не делает, а получает в полтора против моего! С какой стати мне это терпеть? Подумаешь, фронтовик! Путевых-то всех поубивало, а эти, что сейчас живут, отсиделись где-то, теперь рабочий народ обжирают!
Так я и думала: сплошной электорат Зюганова. Вот и Антон Сидорович, неплохой, в сущности, дядька, видать, туда же – настигнув нас уже на выходе, преграждает дорогу:
– Что ни говорите, раньше жизнь получше была!
– Когда это? – угрюмо ворчу я.
– Ну как же, при Брежневе, Косыгине… Да ты молодая, поди, не помнишь!
– Брежнева и Косыгина помню прекрасно. Хорошей жизни не припоминаю.
– Не скажи, все-таки цены не в пример были, та же колбаса…
– Где колбаса? За ней же отсюда в Москву ездили! Еще загадка тогда была: «Длинное, зеленое, пахнет колбасой – это что такое? – Электричка Москва-Калуга».
– Ну и что? Зато съездишь, бывало, в Москву, так уж за сотню всего укупишь, а теперь сотня не деньги.
– А вы хотите, чтобы зарплата нынешняя, а цены тогдашние?
Ну вот, ввязалась-таки в бессмысленную перепалку. Игорь помалкивает, но не потому, что философ, а потому, что зуб у него болит.
– И потом, вам еще можно было добраться до Москвы, а кто дальше живет, тем каково? У меня подруга, например, в Йошкар-Оле, так она…
Зря, не стоит про это! В Йошкар-Оле сейчас по-другому, но тоже скверно, а главное, ему в глубине души плевать: пусть окраины хоть с голоду повымрут, лишь бы здесь подешевело. Но признаться в этом все же совестно, и Антон Сидорович дипломатично переводит разговор на другое:
– Ты-то чего споришь? Вы, что ль, с мужиком богато живете? Добро бы ты обогатела, тогда конечно… А ведь тебя приодеть если, – он оглядывает мою особу стремительно яснеющим взором исследователя, рождающего открытие, – красивая ж баба будешь! Как.., – мгновение он колеблется, не слишком ли осчастливит меня, но, великодушный, решает не скупиться, – как Людмила Зыкина!
Пошатнувшись под тяжестью столь увесистого комплимента, я с трепетом представляю мощную фигуру звезды народной и советской песни, всю в сверкающих позументах. Похоже, я в нокдауне. Антон же Сидорович вдруг прибавляет словно бы вскользь:
– Сам-то я за Ельцина голосовал. Хоть как-то все наладилось, и опять перемены – это ж сколько можно над народом измываться?
Через пару дней, когда было уже известно, что большинство в районе проголосовало