Всем ли хорош для нас европейский опыт, опыт именно «взаимоотношений с преступностью на цивилизованном уровне»?
Русское духовное наследие, когда органически не приемлет что-либо, не придает решающего значения силе, величине и другим факультативным параметрам противостоящей стороны. И дело в принципе, отнюдь не в частностях.
Все религии очень серьезно, конкретно и практично смотрят на цель создания Царства Небесного и требуют от своих приверженцев действенного, реального приближения к нему – приближения личного, коллективного, всеобщего. Собственно, даже атеисту логичнее всего верующих от неверующих отличать не по внешней обрядности или атрибутике, а по тому, выступает ли вера действительным внутренним законом жизни данного «крестоносца», практическим регулятором его поведения вовне.
Тот факт, что за две тысячи лет христианства человечество то ли мало к нему приблизилось, то ли вообще не приблизилось, служит (по крайней мере, в православии) аргументом в пользу большего, а не меньшего рвения в стремлении к исполнении заповедей Христовых.
Юристы, как медики и педагоги, как все другие специалисты, профессионально обязаны подходить к делу и к людям с оптимистической установкой.
Медицина имела и будет иметь смысл, даже если бы в перспективе нас ожидало только увеличение болезней и уменьшение шансов на избавление от них. Ведь в этической основе медицины заложено стремление к тому, чтобы здоровым был не только каждый человек отдельно, но и весь человеческий род. Не менее практичен и привлекателен другой, заимствования заслуживающий принцип: нет неизлечимых (в смысле – нет таких больных и болезней, которых лечить не надо).
Педагогика немыслима без убежденности в искореняемости и в искоренении хотя бы безграмотности.
Службы по очистке населенных пунктов также не относят себя к вечным неудачникам – даже сегодня можно жить и не в грязи.
Профессиональный оптимизм – самый трудный, потому и самый настоящий оптимизм.
Есть ли в уголовном праве и криминологии реальные основания для него?
Разве не убеждает нас тот факт, что страны и народы подчас весьма резко различаются по уровню преступности?
Если в бедных азиатских странах преступность низка, то так ли уж обязательно, вслед за высокомерными европейскими и особенно за американскими трактователями, видеть в этом отсталость «азиатов» от «европейцев»?
Если уровень преступности в обществе считать производным от исторической зрелости общества, его духовности и вообще культуры социальной, то если