Пушкин помнил общую огромную кухню, женские посиделки после ужина в ожидании мужей, со страшилками об утопленницах и поножовщине и плоскую грозную темноту за окном…
Анна повела его на второй этаж, в квартиру отца, по деревянной лестнице, с глубоко стертыми ступенями, на первом этаже, рядом с квартирой Анны, находился участок каких-то сетей, а напротив дверей отца – двери к мастерам этого же участка.
Пушкин не мог освободиться от детского ощущения, что он ступил на опасную, с ловушками, территорию, где за скромными бумажными вывесками скрываются тайных дел мастера, день и ночь плетущие свои цепкие сети. А эта старая лестница и доски на стенах с осыпающейся голубой краской – всего лишь декорации.
И даже дверь в квартиру отца – была дверью в еще не прожитое прошлое, где Пушкин мог встретить всех – маму, тетку, отца и даже себя.
2
В квартире было зябко, но, как только Анна откинула тяжелые плотные шторы, дав дорогу связанному в желтый сноп солнечному свету, сразу потеплело, отлегло. Из окна открывался – вдалеке, за высокими качелями, плоскими бараками, серыми сараями – берег быстрой полноводной реки – Летовки, помнил Саша, зеленые длинные и тяжелые лодки, рыскавшие на привязи; какая-то чудесно белая океанская яхта с опущенным, собранным на мачте парусом, овальными иллюминаторами и большим, в обхват, стальным рулевым колесом на корме, у деревянного причала; темно-зеленая, в островках кедрача, долина тундры и заснеженное плоскогорье у горизонта, а дальше, над горизонтом и во все стороны – белые зубцы непроходимого горного кряжа…
Мебель у отца была совершенно общежитского вида – железная кровать, тумбочка, табуреты, но стол в кабинете, придвинутый к самому окну, – антикварный, из красного дерева, украшенный резьбой. Под стать ему было кресло, тоже из красного дерева, тяжелое, с потертой гобеленовой обивкой.
– Саша дорожил этим столом, по преданию, за ним работала Анна Ахматова, – Анна так просто, привычно назвала отца по имени, что Пушкин почувствовал укол запоздалой ревности.
Анна – из поволжских немцев, когда началась война, отец, сельский учитель, поехал в военкомат и не вернулся. Через полгода, уже в Казахстане, куда сослали почти все село, они узнали, что отец не на фронте, а на Камчатке, на рыбных промыслах, мать, техничка в школе, почти не говорившая по-русски, добилась пропуска к отцу и вскоре уехала, оставив Анну, школьницу, на попечение родственников.
Аня, получая от матери денежные переводы, закончила Семипалатинский пединститут и поехала на Камчатку, хотя родители к той поре уже вернулись в Аягуз.
Анна всегда испытывала затруднения на уроках истории, особенно в разделе российско-германских отношений, она не могла сказать «наши», но и говорить отстраненно «русские» не решалась,