– Братец, – сказал старший брат, – иди домой и жди меня.
Братец кивнул.
Союзник побрел дальше. Мальчик пошел за ним.
– Братец, ты чего?
– Я немаленький, – сказал мальчик.
– Ты немаленький, – согласился брат. – И я прошу не ходить за мной.
– А я и не хожу…
Брат промолчал, и Мальчик понял это как разрешение, подбежал и взял за руку.
– Я хочу посмотреть, – сказал он.
Союзник остановился.
– Тебе нельзя. Это страшно. Это будет сниться по ночам, – Союзник легонько подтолкнул братца в сторону поселка и пошел дальше. У поворота, у самого начала лукоморья он остановился.
Братец, в раздуваемых ветром сатиновых шароварах, маленький на пустынном песчаном берегу, смотрел ему вслед, щурясь от теплого, бьющего вдоль моря ветра.
Увидев, что брат остановился, Мальчик крикнул:
– А вот будет волна и все утонут…
Союзник кивнул, братец предсказывает цунами уже третий год – как обидится на кого-нибудь, так и обещает.
Мальчик повернулся и пошел в поселок.
От его покорности и обиды Союзнику стало необыкновенно грустно, он даже прикрыл глаза, векам было жарко от слез, Союзник видел две фигуры, большую и маленькую, уходящие вдаль. Это было мгновение, когда Союзник чуть не окликнул братца и не позвал с собой, но переборол это, как головокружение.
Дочь отца
Глава пятая
«Взвейтесь кострами синие ночи!»
1
Мама Пушкина была женщиной миниатюрной, миловидной, но с возрастом в ней стал проявляться жесткий мужской характер, не терпящий возражений.
Мама работала в аппарате Центрального совета профсоюзов, часто бывала за границей во главе региональных делегаций, курила «Беломор», Саша ее любил и боялся. Любил за преданность ему, за ее любовь, за то, что она была у него одна и защищала его, как могла, а боялся не оправдать ее надежд, в нем и только в нем она видела смысл своего существования. Она никогда не поднимала на него руки, да и закричала на него только раз в жизни.
На переменке, выйдя из класса, он назвал учителя химии за двойку «еврейской мордой», не вдаваясь в смысл сказанного, а просто повторяя за кем-то из одноклассников, кто-то «стукнул» на него классной.
– Не смей так говорить! – закричала мама с порога, вернувшись с родительского собрания.
– А что такого? – растерялся Пушкин и тем самым невольно выдал себя.
– Это ужасно! Ужасно! – кричала мама. – Кто тебя этому научил?
– Ну, так все говорят, но это просто между собой, – жалко оправдывался Пушкин. – Другие говорят – им что, можно?
– Никому нельзя, но тебе тем более!
– Почему? Чем я хуже других? – Саша от такой несправедливости со стороны близкого человека готов был расплакаться.
– Твоя бабушка была наполовину