Кажется, лестница вовек не кончится, но вот подошва обнаруживает ровный пол, ладони слепо шарят в темноте: ты в тупиковой комнатушке – тесной, как приямок лифта, голые стены, жижа на полу. Спрятаться негде – даже в темноте яснее ясного, что ни души. Вдруг спотыкаешься и, наклонясь, нашариваешь в луже на полу кроссовок – стоптанный кроссовок твоего товарища. Некогда будничная, вещь эта теперь, лишившись и хозяина, и пары, выглядит до того уродливо и дико, что волосы дыбом встают, пока пытаешься понять, медленно каменея, что же произошло, куда запропастился друг. Но тут помимо собственного сбитого дыхания вдруг слышишь, что кто-то и вправду медленно спускается следом по лестнице, нечеловечески подтаскивая ноги, и ног этих отнюдь не две…
– Далеко нынче забр-рались, скв… квалыги. – Буквосочетание «кв» бедняге отчего-то не давалось. Да и картавил он ужасно. – Шалят, шалят. Это бомжи тут подвизаются. Пользуются, пар-разиты, что в Москв… кве пр-ривидений как гр-рязи. Ну и тур-ристов обир-рают впечатлительных.
Едва схлынул мясницкий обморок, увидел над собой его лицо. Клешастый, долговязый парень. Глаза навыкате с набрякшими мешками век изрядно придавали ему сходства с жабой. И заикался парень через слово – как приквакивал. На вид – ровесник мне, только худой болезненно и измочаленный. Слишком развязно, слишком лихорадочно смеялся он, без повода. И слишком много говорил, как если б до сегодняшнего дня был нем. Помог мне встать из снежной грязи и вел теперь, поддерживая, точно собутыльника, не разумевшего краев стакана. Я же, пока валялся без сознания, промок, замерз, охрип и брел за ним с покорностью, как вправду пьяный. Кашлял и схаркивал что-то соленое (подтаявший под солью снег?) Чертов бомжара лихо смял мне горло, голос треснул. Я объяснялся с провожатым больше пантомимой. Впрочем, жабоподобный парень и без слов все понял про меня: приезжий, без копейки, угодил в самые жернова столичной мельницы – старо предание.
– Так тебе денег, что ли, на билет? – с места в карьер скакнула жаба. – Я дам, ты только подсоби мне в одном деле. Недалеко, тут, р-рядом. Знаешь Чайный дом?
Не знал, но это не смутило жабу. Назвавшись Вовой Вязиловым, спутник продолжал частить: столичные бичи, мол, поделили рынок привидений. Престижные потусторонние места, конечно, близ Кремля, но, скажем, роль призрака Ленина заметно уступала хлебностью духу Ивана Калиты, так как последний, по легенде, наделен сумой, а значит, и оправданы его поборы припозднившихся гуляк, меж тем как Ильичу, известно дело, рай и в шалаше. Вот и бомжи с Мясницкой, продолжал мой спутник, эксплуатируют легенду о неупокоенной семейной паре скупердяев-купчиков, живших неподалеку, что и по сей день ищут свои денежки в карманах припозднившихся гостей столицы.
– Ты виделся со старичком, это Ион Молдавский,