На подломившихся ногах он двинулся на шум. Долго стоял у косяка, не смея заглянуть в дверной проем, чуя, как пот стекает по лицу. Когда же заглянул, весь прежний страх стал для него лишь дальним эхом подлинного страха.
В молочном свете посреди неосвещенной кухни высился толстым коротконогим силуэтом Темный Маниту и беззастенчиво копался в кухонных шкафах. Сыпались с полок прошлогодние газеты, спичечные коробки, ножи и вилки, чашки падали и бились. Бог был теперь только немногим ниже человеческого роста и на удивление проворен. Вязилов хотел бежать, но двинуться не мог, хотел кричать, но горло ссохлось. Он отступил на шаг вглубь коридора, но неосторожно шаркнул, и Маниту резко обернулся. Сверкнули маленькие жабьи глазки в темноте, клацнула пасть, полная каменных зубов, алчные развороченные ноздри потянули воздух. Маниту двинулся к нему, царапая когтями по линолеуму. Вязилов простился с жизнью, но злой дух, обнюхав его с ног до головы сплюснутым зрящим носом, потерял к Володе интерес и возвратился к недрам шкафа. Принюхался еще и, кажется, нашел искомое: могутными своими лапами сграбастал с верхней полки жестяную банку чая – еще советских пор, индийского, что со слоном. Стал с жадностью вертеть, давить, царапать и, не разумея крышки, ковырять когтем.
– В-вы хотите ч-чая? – услышал Вова незнакомый голос и не сразу понял, что сам выпалил вопрос, ибо в его душе страх вытеснило изумление. Маниту рыкнул, крепче стиснул чай, оскалился, но глянул с интересом и, помедлив, неохотно протянул Володе банку. В последний раз лязгнув в когтистой лапе, жестянка опустилась в мокрую ладонь Володи.
«Короткая жизнь,
но гораздо