– Вот ужо вам! – погрозил он жабам и ускорил шаг, чтоб остудить лицо и голову, горевшую в бреду. – Есть у вас царь-чурбан, будет вам и царь-журавль!
3. РУСАЛИЙ ДЕНЬ
…допустим, вам с товарищем лет десять, и погожим днем июня в тополиной опуши по щиколотку вы с ним – не разлей вода друзья – сбегаете из интерната под шумок, чтобы исследовать мистический дом Шарля де ла Риц-Аппорта, известный сведущим в архитектурной мистике наравне с птеродактелевой башней в глубине колодезных дворов аптеки Пеля, домом-утюгом с Садовой, падающим зданием на Конной и другими сокровенными диковинками Петербурга.
Вы пробираетесь в час-пик сквозь центр на перекладных искрами сыплющих трамваев и троллейбусов, шипящих пневмоприводом дверей, и вот он, дом. На двери кодовый замок – из тех, чью тайну выдают отполированные кнопки. За дверью – сумраком и сыростью встречающий подъезд, не знавший с монархических времен ремонта. После полуденной жары внутри кожу покалывает холодком, глаза не сразу привыкают видеть вновь, но вот из темноты взгляду является предлинный коридор: уличный свет не достает конца его (разве бывают до того глубокие дома?), и тополиный пух не долетает с выдохом входной двери, в вихри сбивается в предбаннике – хоть валенки валяй. А в глубине – три лестницы вздымаются бок о бок, разделенные витражными перегородками. Три лестницы – не слишком ли для одного подъезда и не означает ли, что обитают в этом доме не одни только жильцы квартир, но и другие, небывалые засельцы? Но поздно поворачивать назад, и вы, стараясь поддразнить один другого, чтоб только самому труса не праздновать, шагаете на первую ступень центральной, слабо освещенной лестницы. Чем выше поднимаетесь в торжественности тишины, овеянные холодком и эхом, тем больше хочется понизить голос, и вы скоро переходите на шепот.
Витражные перегородки между лестницами будто шерстью поросли от пыли, стекла местами выбиты, сквозь выбоины можно видеть смежные пролеты и площадки. И чудится, что поднимаетесь в зеркальном коридоре. Не сразу замечаете, в чем странность отражений (поди найди десять отличий), но – если на площадки главной лестницы, с лощеным деревом перил, кованым чугуном решеток выходят двери, как положено, то на площадки боковых двух лестниц – окна. Словно дом Шарля де ла Риц-Аппорта наизнанку вывернут и смотрит сам в себя. На правой лестнице те окна самые обыкновенные, с фрамугами и форточками, и за стеклами виднеются чужие кухни, комнаты, шкафы с кастрюлями и одиноким медным чайником. Лампы без абажуров мухами засижены до сорока ватт вместо прежних ста, и синим пламенем взрываются колонки, а ватерлиния на стенах между типовой зеленой краской и побелкой отмечает высоту чьих-то амбиций, низость бытовых страстей, и если понизу – тоска зеленая, то поверху – та «белая вода», в которой разбиваются о быт любовные лодчонки, угодившие