Взирая на столицу из-под приопущенных по-лягушачьи век своих, Вязилов мысленно снимал с Москвы асфальтовую шкурку, обнажая грязи и болотища времен князей, междоусобиц и нечистой силы. Выращивал по новой те дремучие леса, что полегли на брусья изб и теремов, прежде чем те окаменели и срослись многоквартирными домами. Чащами зарастали спальные районы, болота и овражины ложились вновь поверх широких улиц, взамен проспектов-площадей опять стелились луговины. И дичь глубокая была на месте белокаменной, и долгие тянулись присказки о топях и лугах, и о нетронутых лесах ее, раздолье было птице тут небесной, не стерегся зверь стрелка» и не бежал в Сибирь далекую. Но все исчезло, когда показались на Москве рога кремлевские, и двинулись князья Московские на поезды удалые.
Вязилов чувствовал себя по-деревенскому покойно в бурной мегаполисной стихии. Он рассуждал, примериваясь к златоглавой: каждый кулик на своей кочке велик, но и столичные холмы – что есть, если не кочки? Выбирай, какая по душе, повыше, а уж затем – знай только, умей отталкиваться, чтоб одним махом да из грязи в князи, из лягушек в принцы.
Скоро отыскалась в белокаменной и кочка для Володи Вязилова, но, по прихоти судьбы, из всех домов Москвы (краснокирпичных в псевдорусском стиле, теремковых и узорочных, барочно-невесомых и моде’рново-холодных) он обосновался в самом немосковском – в Чайном доме Перлова, что на Мясницкой.
Построенный вблизи Китай-города, Чайный дом Перлова и сам был средь других доходных зданий, точно богдыхан китайский меж купцов. Володя угодил сюда еще студентом да так и осел – единственным мужчиной среди продавщиц-девиц, сплошь калиброванных красавиц. И хотя иному гостю, увидавшему Володю за прилавком магазина, могло казаться, будто малый носом ловит окуней, службу свою Вова нес исправно и клиента ждал, как жаба, притворяясь камнем, поджидает муху. Он никогда не суетился, двигался лениво, плавно, говорил с оттяжкой и не лез с услугами. Но вместе с тем, верный своей фамилии, как только покупатель подходил довольно близко, чтобы угодить к нему, как муха – к жабе, на язык, Вязилов оплетал его эпитетами, вязкими опутывал речами, и уж гость не умел уйти без покупки.
Начальство в пареньке души не чаяло. Как сыплется песок со стариков, так с Вязилова сыпался крученый чайный лист и зерна кофе. Володя знал о чае все. Полки с коробками и банками над ним вздымались Джомолунгмой, уходя под самый потолок, но Вязилов мог отыскать вслепую каждый чай из сотен, выставленных на продажу – с розовыми ли