Но вот на днях, в один из четвергов, что был ни чист, ни грязен и ни после дождичка, устроилась к ним новая сотрудница. Девушка с редким русским именем, которое и привлекло к ней прихотливое внимание филолога Володи. А там и Жбанов, управляющий их, известил, что поступает новенькая в чайный, к Вязилову, поручил ввести напарницу в курс дела, в круг обязанностей.
Звали ее Матреной, и воображение являло, торопясь, кустодиевский образ: пышнотелая, розовощекая, кровь с молоко. Но обладательница имени во всем противоречила художнику. Субтильная и медно-рыжая, изящная, красивая, но – будто бы надломленной какой-то красотой, она была под стать другим девицам в Чайном доме. Слишком эталонная, чтоб оставаться в памяти надолго, как тонкой выделки коллекционная модель – парусника, самолета ли – прекрасная, а все-таки серийная, каких так много на Москве. Казалось: будь она простушкой меж красавиц, помнилась бы дольше. В другой раз Вязилов и не заметил бы ее, но, привлеченный самобытным имени, он, как любой, кто сам обманываться рад, решил найти в Матрене собеседницу. И та пошла ему навстречу.
Пока Володя новенькой рассказывал о разнице между чаями катуабо и лапачо и о том, чем ценен желтый чай египетский в отличие от желтого китайского, она внимательно смотрела – больше на него, чем на коробки, и казалось Вове, будто дегустирует его глазами. Хотя обыкновенно Вязилов умел жонглировать словами, избегая злополучной буквы «р», имя напарницы не оставляло ему выбора. Заметив, что он всякий раз краснеет, обращаясь к ней, и запинается, Матрена поманила молодого человека пальцем наклониться ближе и шепнула заговорщицки: «Ты можешь звать меня Мате, как чай, но – тссс…» И Вязилов вновь покраснел, но уже более из благодарности. С того дня между ними утвердилось нечто вроде тайной дружбы, спаянной общим секретом.
Кофейные девицы невзлюбили новенькую, за глаза звали Матроной или Трешкой. Мате сама держалась с ними пришлой и не стремилась заводить подруг, как если б знала некий срок, который ей положено отбыть здесь, и тот срок был короток. Следя за девушкой исподтишка из своего угла, Володя размышлял, какой сюрприз преподнесет, если раскроется, как деревянная игрушка-тезка? Явит ли ту же многоликость?
В тот день, когда после рабочей смены, уходя последним, Вязилов украл Маниту, все было, как всегда. В кофейном в перерывах между покупателями обсуждали новость, будто на путях Казанского завелся «поездной» из безбилетных пассажиров, сложивших головы на рельсах Плешки. Он-де перещелкивает стрелки, путает диспетчеров, морочит машинистов и, якобы, один из скорых «Москва – Кишинев» уже отправил под откос. Мате, облокотясь на стойку, стучала авторучкой по зубам, кроссворд разгадывала, то и дело