Может, не зря в девятисотых духовенство выступало против метрополитена, и лихачи-извозчики с трамвайными лоббистами отстаивали неприкосновенной землю под столицей? Греховней, чем подкоп под преисподнюю, только мечта пробить небесный купол. Теперь метро-пустоты под Москвой – гигантский пневмоторакс города: сперва лишь боль отдавленных ступней и затрудненное от духоты дыхание, и учащенное сердцебиение, приступы кашля у астматиков и приступы панического страха у клаустрофобов (кажется, в перечне синдромов метрофобия уже стоит особняком), а там, глядишь – в один прекрасный день – р-раз и коллапс. И легкое Москвы спадется, вызвав остановку сердца, паралич столицы. Тогда выходит, что дворцовые красоты станций, призванные поражать дремучий пролетариат, как храмы поражали варваров – лишь отвлекающий маневр преисподней, потревоженной до срока. Геенны огненной, куда так широки врата, пусть даже забранные строем турникетов.
Рыжая девчонка эта, выхватила меня из потока, дернув за рукав в толпе на Трубной. Субтильная, с наружностью набоковской нимфетки: тонкие ходули-ноги, за которыми будто не поспевает тело. Мальчишеский наряд. Шарф – долгий, как она сама, трижды обвит, а все равно концы свисают чуть не до земли. И кажется: еще виток – сама себя задушит, как Дункан. Знакомое лицо… Должно быть, примелькавшийся типаж. Рязанский? Волжский? Она протягивала мне пакет: «Подарок для тебя». Я машинально взял. Рыжая тотчас сиганула прочь и сгинула, ввинтившись в набегавшую толпу.
Я повертел в руках приобретение. Для бомбы слишком легкий сверток. Наркота? Чуть надорвал фольгу. Прочел на упаковке: «Чай травяной. Состав: трава-ежовник, ключ-трава, плакун-трава и одолень-трава». И подпись понизу курсивом: «От нечистой силы». Впору, право. Я усмехнулся и тут вспомнил про столичную традицию – о том, что пятничными вечерами молодые добродеи собираются на Трубной, дарят первым встречным немудрящие подарки. Значит, и я попался под руку. Достал мобильный посмотреть, который час (ну точно, семь), а вместе с тем увидел дату: пятница… тринадцатое. Ну естественно, куда ж без этого!
Что знал о нечисти? Нечисть не одного креста нательного боится, но – вообще железа. Однако все, чем был богат: связка ключей и мелочь по карманам. Мне бы теперь железа граммов восемьсот – литого и с приличной скорострельностью. Дареный сверток не прибавит веса. Впрочем, и не оттянет рук. Сунул в рюкзак. И тотчас полегчало будто бы. Проверил ощупью нутро – неужто в самом деле отпустила маята?
Двинулся к переходу на Цветной – сперва бочком, бочком, по стеночке, потом отчаяннее, через перегон к границе Кольцевой, шагнул на эскалатор Менделеевской – и всплыл к поверхности асфальтового моря. Вырвался! Вдохнул московский воздух и прислушался к себе, но тошнота не колыхнулась. Вместо нее голод обрушился, как будто отроду не ел –