– Дьяконов, Хакало! – крикнул командир. Двое полицейских торопливо загрохотали сапогами по коридору, чтобы привести задержанного, а Тим и Козырев прошли в небольшой допросный кабинет, деревянная дверь в который была сразу справа. Это было узкое помещение с минимумом мебели: письменный стол в глубине, стул за ним и табурет для допрашиваемых перед ним, вдоль одной из стенок неширокая скамейка. Ножки стола и табурета были привинчены к полу. Комната освещалась единственной потолочной лампой, свет от которой падал в основном на стол и табурет. Высоко расположенное зарешеченное окошко было маленьким: даже и без решетки лишь очень худой человек мог бы в него протиснуться. Тим, чуть отодвинув стул, сел за стол и положил перед собой два чистых и один распечатанный – с протоколом первичного допроса, листы бумаги и химический карандаш. Козырев сел на скамейку у стены. Было слышно, как в коридоре раздается лязг замка камеры, затем отдаваемые суровым тоном команды полицейских, а потом послышались приближающиеся к кабинету шаги.
Двое хипо ввели в кабинет юношу, почти подростка, одетого в помятую рубашку – светлую в мелкий черный горошек и серые брюки. Волосы у парня были густые, соломенного цвета, а у левого глаза набух крупный темный синяк с пятном размазанной крови рядом. Юноша едва заметно пошатывался при ходьбе: шаги явно причиняли ему боль, видно, что его крепко избили. Тим опустил глаза и притворился, будто внимательно изучает протокол его первого допроса, делая химическим карандашом ничего на самом деле не значащие пометки на полях. Полицейские усадили арестованного на табурет напротив Тима и вышли из кабинета, закрыв дверь. Смутно раздавались в коридоре их ставшие негромкими голоса. Тим поднял взгляд на лицо парня – бледное, в синяках и крови, отметил выражение голубых юношеских глаз, в которых читалось напряжение, но страха было немного. Парень еще не успел полностью осознать свое положение и, вероятно, сейчас лихорадочно обдумывал, о чем его будут спрашивать, что следует отвечать, чтобы не сделать хуже себе и не выдать подельников, если они у него были.
Тим же, будто не зная о методах допроса хипо, воскликнул с озабоченностью и возмущением в голосе:
– Што это у вас?! – и ткнул себе пальцем под левый глаз. – Это во времйа ареста? Или в допрос?
Парень как-будто тяжело сглотнул и хрипловатым голосом произнес:
– Вы о чем?
– Почему у вас такой лицо? Это нйемецки Polizei или руски? Кто это делат?
– Они русские, – сказал юноша.
– Это, действительно, варварские манеры! – гневно произнес по-немецки, обращаясь к сидевшему на скамейке Козыреву, Тим. – Ни в чем не разобравшись, сходу избивать арестованного! Немецкие служащие себе такого не позволили бы! К сожалению, мы до сих пор не можем обойтись без этих бандитов-хипо, а по справедливости, половине их место в тюрьме! Надеюсь, что когда мы добьем большевистскую заразу, здесь наступят цивилизованные времена.
– Неплохо