Критика и критики в зеркале Серебряного века. В. Н. Крылов

«если первая создана совокупностью всех творческих сил русского общества, то вторая явилась результатом очень скудного запаса образования, крайне узкого, одностороннего развития, которое не шло никогда дальше ординарных, буржуазных взглядов и требований». Дальнейшее течение конфликта литературы и публицистической критики Волынский излагает почти так же, как и его предшественники, только усиливая сказанное ими: «Отсюда получилось следующее: все, что было в России талантливого, оригинального, шло всегда вразрез с русской публицистической критикой, не слушая ее советов, не поддаваясь ее разрушающему воздействию. Литература в лице Тургенева, Достоевского, Толстого продолжала дело Пушкина в то самое время, когда люди с ограниченным публицистическим дарованием, призванные писать исторические или экономические компиляции, вели ожесточенную войну против эстетики, напрягая детские силенки и взывая к “насущным”, “практическим” потребностям русского общества»[197]. Причина этого разлада в материализме русской критики 1860-х годов, которая не смогла достойно оценить идеалистические в своей глубине искания литературы и за это подвергалась суду.

      В связи с заявленной темой статьи Волынский обращается к анализу причин упадка русской литературы, сформулированных Мережковским, т. е. оценке подвергаются принципы изучения критики. Прежде всего, Волынский выдвигает собственный ключевой тезис: «причины современного положения вещей не в настоящем, а в прошедшем» (курсив наш. – К.В.)[198]. Упрекая Мережковского в недостаточном использовании имеющихся материалов по истории русской критики и журналистики (в цикле своих статей сам Волынский ими воспользуется сполна), Волынский, по существу, обрисовал целую программу изучения истории русской критики, которую он вскоре реализовал в цикле статей о русских критиках. Он говорит о необходимости отделения в критике Белинского «элементов эстетических от элементов случайных», о том, как эти «эстетические элементы, по недостатку самобытного философского развития, воздуха, света, неизбежно должны были, в конце концов, исказиться, расплыться в малозначащем публицистическом резонерстве», изучить Белинского нужно «в связи со всем философским движением его времени»[199]. Здесь, как в зеркале, содержится концепция (видимо, уже сформировавшаяся к тому времени у Волынского) книги «Русские критики» – «своего рода утопии, реконструирующей старые споры и дающей выговориться побежденным»[200].

      «В Белинском таились уже те два начала, которые после его смерти разделились и стали развиваться независимо друг от друга, с такою различною силою и с таким различным успехом: начало эстетическое и начало утилитарно-общественное, публицистическое. Эстетические традиции Белинского, по злому капризу судьбы, перешли на какие-то второстепенные, проселочные дороги, предоставив широкую столбовую дорогу влиятельнейших русских журналов людям с ярко-выраженными экономическими и политическими убеждениями, с гражданскими страстями, но без