Каждый раз, когда поднимается вопрос сходства Воланда и Афрания, мы, как говорит наш автор диптиха, спотыкаемся на собственных словах, как бы видя в них определенную ограниченность. Наш язык нас тут охотно подводит: нам хочется сказать и действительно говорим, что Воланд – это человек, когда его сравниваем с Афранием, а между тем мы прекрасно осознаем, что это не так, что Воланд – это никакой не человек, а дьявол, сатана, бесплотный дух. Нам хочется говорить о Воланде и Афрании как об одном человеке, а между тем первый таковым даже не является. Наша мысль тут явно приходит в какой-то тупик, не понимая, что значит быть духом, когда мы говорим, что любой дух – это не человек. Это отрицание для нас как будто неестественно. Тут приходится чисто искусственно объединять этих людей, нет, ошиблись, этих… персонажей каким-то другим одним именем. Можно сказать, как мы уже сказали в предыдущем предложении, что это персонажи, можно сказать, что это герои, действующие лица, фигуры, можно сказать, что это существа, твари, можно сказать, что это субъекты деятельности, а можно сказать, что это личности. Любым из этих имен допустимо и можно назвать Воланда и Афрания, но назвать их людьми сразу обоих, разумеется, нельзя, даже в порядке исключения, которое можно найти в любом правиле. Тогда тут перед лицом такого удивительного обстоятельства встает во всей своей силе вопрос, кто же такой дьявол, и ответ на него уже содержится в теории тождества Афрания и Воланда. Тут перед лицом своей собственной совести сам человек видит в переходе Афрания как человека в другого Афрания как дьявола, кто такой человек и кто такой дьявол. Причем, видит читатель все это как на ладони.
С одной стороны – со стороны Афрания, который еще представляет собою человека, или со стороны того, кого мы еще недавно считали человеком, – мы видим существо, которое ищет в этой жизни утверждения своей личности в подобных себе людях. Этот человек, которого мы охарактеризовали уже как исполнительного, умного, ответственного, невозмутимого и беспристрастного слугу, достойно, завидно и добросовестно несет свои обязанности начальника тайной службы. Он настолько хорош, что порою кажется даже идеальным, он настолько хорош, что даже прокуратор Иудеи не удерживается восхищаться им, хотя он по долгу службы старается видеть в своем слуге всего лишь исполнителя своей воли, который заслуживает таких же наказаний за любую провинность, какие несут и остальные подчиненные, включая тех, кто прокуратору явно не нравится. Но ясно же, ясно как день, что вся эта непогрешимость Афрания далеко не безусловна, что любую крепость можно взять, главное – найти способ. Если благодаря Одиссею греки взяли Трою, то тем более можно соблазнить и Афрания – способствовать его падению и нравственному