Следствие по делу Воланда. Константин Вадимович Кряжевских

могут быть только предметом веры, ибо такова их просто сверхъестественная (сверхчеловеческая) природа, в силу которой мы можем лишь верить в ангелов. Признание бытия Бога влечет за собой неизбежно признание и бытия духов, а не верить в Бога означает обязательно не верить и в ангелов с бесами. По-другому никак. Даже никакой непосредственный контакт или общение лицом к лицу с сатаной в принципе не может в человеке, то есть в нас, породить веру в дьявола, точнее, знание его существования. Это прекрасно продемонстрировал в своем романе Михаил Булгаков. Как мы видим, непосредственное общение с Воландом ни в ком вообще из москвичей не породило веру в его бытие. Даже Иван Бездомный, сидевший рядом с сатаной на одной скамье, в конце концов примирился с официальной версией следствия по делу Воланда, что в Москву тогда явилась шайка преступников и гипнотизеров. Про это писал и булгаковед Борис Соколов: если бы сейчас сатана и впрямь явился бы в Москву, как в романе Михаила Булгакова, то и тогда бы его сочли за шарлатана и гипнотизера.

      Наш автор диптиха правильно проводит такую немного смешную, шуточную, но за то очень удачную параллель с пришельцами из космоса, которых можно представить человекоподобными существами из современного кинематографа, который заимствует их для себя из известных всем мифов и легенд. Все эти так называемые гуманоиды: гномы, эльфы, тролли, орки и гоблины, кем бы они ни были, действительно не менее человечны, чем мы, и в них столько же человеческого, сколько его в нас. Поэтому явление таковых на нашу планету из космоса породило бы обязательно супружеские и брачные союзы нас, людей, с ними, человекоподобными существами или, говоря более прямо, также с людьми. Кто-то бы этому обязательно сначала противостоял, видя в этом нечто дурное, но в конечном итоге мы бы поняли, что, например, в любви между человеком и эльфийкой ничего плохого нет. Она столь же естественна, как любовь между человеком и женщиной. Гипотетически существующие инопланетяне, таким образом, являются предметом веры только до тех пор, пока мы их не видим, но если бы они появились, то они стали бы для нас тем же, чем служат нам окружающие нас люди. А с сатаной и бесами все совсем иначе: сколько бы с ним не вели прямое и непосредственное общение, он всегда будет для нас предметом веры, тем, что можно счесть за галлюцинацию, призрак или плод шизофрении. Кажется, перед нами сидит вполне осязаемый мужчина, который на самом деле является самим дьяволом, но стоит ему перестать с нами общаться, как мы тут же потеряем веру в бесплотного духа. Опять же в романе Михаила Булгакова это очень хорошо показано: кажется, только вчера Мастер беседовал с Воландом, но уже сегодня он щипает себе руку, видя перед собою его посланника. Почему так? Почему гипотетически существующие пришельцы не могут быть предметом веры, а дьявол непременно таковым является для человека? Значит, есть что-то такое в сатане, что вынуждает нас в него только верить. И что это такое, все знают: он дух, он бесплотное и потустороннее существо, он не человек. Наш автор