Те же темы возникают и у Хайека, хотя и в несколько ином философском и методологическом контексте; в его текстах они составляют сущность того «перехода к субъективизму в социальных науках», приверженцем которого он был[236].
Эти идеи уже предугадываются в «Экономической теории и знании», где ясно видно, что методология Хайека опирается на совершенно иные, чем у Мизеса, представления о роли познания в человеческой деятельности. В упомянутой работе представлен набросок теории познания человеческой деятельности, в центре которой находится доказательство того, что общество строится и существует за счет распространения бесконечного множества практических знаний, которое невозможно централизовать. Соответственно, критика разных типов коллективистского планирования основана не столько на политических и экономических аргументах, сколько на отсылках к природе человеческого знания.
Ошибка теорий экономического планирования состояла в представлении, будто бы те «факты», на которые люди опираются, принимая решения, являются «объективными» и воспринимаются одним и тем же образом всеми. Этой гипотезе противоречит тот факт, что «к так называемым „данным“, которые служат нам отправным пунктом в этом виде анализа, относятся… все факты, которые ему даны, т. е. вещи, как они существуют в его знаниях… о них, а не объективные факты в строгом смысле». Следовательно, новые данные, побуждающие действующего человека изменить свои планы, разрушают равновесие, установившееся до этого между его предыдущими действиями и теми его действиями, которые происходят после изменения в его знаниях[237].
Хайека особенно занимала связь между субъективными данными, известными разным индивидам, и объективными фактами[238]. Он писал по этому поводу: «…я все же считаю, что экономическая теория благодаря тому, что неявно содержится в ее положениях, подошла ближе любой другой социальной дисциплины к ответу на центральный вопрос всех общественных наук: как может соединение фрагментов знания, существующего в разных головах, приводить к результатам, которые при сознательном стремлении к ним потребовали бы от управляющего разума таких знаний, которыми не может обладать никакой отдельный человек?»[239]
Итак, задача теоретических социальных наук состоит не в определении наилучшего способа использования