Теорию человеческой деятельности, изложенную в «Grundprobleme der Nationalökonomie» Мизеса, можно считать первой попыткой применения принципов субъективистской экономики к теоретическим социальным наукам.
Мизес не отталкивался от «Исследований», скорее, он видел потребность создать систему априорных понятий (для постулирования причинно-следственных связей), чтобы достичь «общезначимого знания о социальных явлениях». Соответственно, Мизес считал, что научный подход к проблемам социальных наук связан с противостоянием Кантильона, Юма, Рикардо и Бентама и тех, кто стремился уподобить эти науки механике и смежным с ней дисциплинам[214]. На этом фоне даже «спор о методах» выглядит просто как один из эпизодов борьбы двух конкурирующих традиций: противостояния рационалистического направления позитивистскому, или историческому. К сожалению, того, что на самом деле стоит за двумя этими противоположными позициями, не понимали ни Менгер, ни Виндельбанд и Риккерт[215], ни те, кто, подобно Сениору, Миллю, Кэрнсу, Визеру и Шумпетеру, полагал, что экономическая теория может воспользоваться методом естественных наук[216]. В этом смысле причиной спора была ошибочная трактовка природы законов человеческой деятельности. На основании этого Мизес пришел к выводу, что нападки первых маржиналистов на классическую политэкономию, как и нападки Менгера на историческую школу экономики, помешали им осознать революционное значение, которое их теории могли иметь для социальных наук.
В силу этого бессмысленно искать в работах Менгера основания философии социальных наук Мизеса. Несмотря на некоторые особенности, в целом позиция Мизеса является неокантианской; его исследовательская программа и сама по себе, и особенно в это время является осознанной попыткой распространить «Критику чистого разума» на социальные науки. На самом деле, если присмотреться к полемике между ним и Виндельбандом, Риккертом и Вебером, то становится очевидно, что спор возник именно потому, что последние рассматривали гуманитарные науки как исторические, а не теоретические, т. е. отмежевывались от радикального априоризма.
Прибегая к праксеологии, Мизес планировал преодолеть неверный подход к предмету спора с помощью науки о человеческой деятельности, основанной не на эмпирических или исторических факторах, а на логической априорной науке, целью которой было бы «понимание всеобщего», на такой науке, которая видела бы сущность человека в том, что человеческая деятельность направлена на достижение субъективных целей[217]. Путь к этой цели должен был начинаться не с поведения, а с познания человеческой деятельности посредством априорных теорем[218], которые не могут быть изменены или опровергнуты с помощью исторического или эмпирического опыта[219]. В итоге это привело к общезначимости праксеологии; с учетом того что различение экономических и