Идет скоро, но не нарушает громким шумом мирную жизнь тайги, ветки осторожно раздвигает, чтобы какую птаху не потревожить, да жучка не сгубить напрасно. Из скита отшельника поутру вышел, а к полудню на тропу знакомую ступил. Тропа та вела к месту трагичному, где Алексей был в реку сброшен камнями в ночь грозовую. К вечеру подошёл он к той круче, откуда на него камни скатились, постоял минуту, на реку бурливую посмотрел, вздохнул тяжело и решил здесь переночевать. Пока не стемнело, костёр развёл, рядом с ним лежанку из лапника кедрового устроил, валежника для костра на всю ночь натаскал, только потом ужин приготовил. Посидел, повспоминал, а как стемнело, спать лёг. Сон быстро сморил, но спал мало, с первыми лучами летнего солнца встал с ароматной лежанки, к реке подошёл, умылся и продолжил путь.
Идёт, солнце сквозь листву деревьев и хвою пихтовую лучами своими ласкает его тело, в глаза заглядывает, будто что-то сказать хочет, но Алексей не о нём думает, а о семье своей. Давно родных своих не видел, испереживался: «Как они там без меня, не худо ли им?» – думает, и надо же такому случиться, неожиданно столкнулся на одной тропе со свидетелем преступных деяний – Афонькой Лужиным. Тот в поисках дичи на тропку еле заметную вышел. В мужике бородатом, изможденном узнал родного брата хозяина своего, но принял его за приведение. От страха рот его скривился, глаза за веки закатились. Бросил Афонька свою поклажу на землю и рванулся в обратную сторону. Далеко убежать не получилось, о корягу запнувшись, упал и заблажил дико: «Свят! Свят! Свят! Прости мя Господи, помилуй Господи!»
Подошёл к нему Алексей, приподнял, заговорил, только после этого Афонька в себя пришёл, а придя, как на исповеди поведал Алексею о злодеяниях Каллистратовых, всё рассказал без утайки.
Еще не совсем окрепший Алексей, узнав всю правду, чуть умом не тронулся и запричитал: «Каллистратушка, кровиночка родная, братец мой любимый, спроси меня, я ж все нажитое тебе и так бы отдал, а что же взамен доброты моей?! Деньги и злато сильнее кровных уз оказались. Как жить теперь? Куда идти?»
Померкли у Алексея надежды на жизнь дальнейшую счастливую с женой и детьми. Стоит, покачивается, не знает, как дальше быть, как жить.
Возвратился Алексей в скит к отшельнику, поведал ему горе своё и сказал: «Зачем ты отче с того света меня вытащил? Зачем в чувства привел, руки и ноги выправил? Зачем раны глубокие залечил? Для чего из забытья вернул, в осознание горечи страшной вверг? Кому теперь верить? Как и ради чего жить далее?»
Сказал и в жар телесный впал, а потом в полном беспамятстве упал на еловый настил. Очнулся, почувствовав руки старца на своей груди.
Старец сидел рядом и, что-то шепча, втирал в грудь Алексея какую-то мазь. Тепло разлившееся