– Что это у тебя тут? – Дориана скривилась – скопившийся под полоком флер химической гари с размаху ударил в нос, едва она заглянула в непросматриваемую темную комнату.
В мастерской царил электрический полумрак. Бледные лампы, не справляющиеся с колоссальным напряжением городской сети, время от времени загорались, неуверенно дрожа, и затухали, излучая мутный блекло-желтый свет. Затушив спичку, Джон с сомнением заглянул в разошедшуюся керосиновую лампу – радостный горячий луч осветил его нахмуренное лицо, и он обернулся на недовольную Дориану.
– Решаю проблему с освещением.
– Ты вообще знаешь, что они не предназначены для домашнего использования?
Джон, явно давно осознавший свой провал, согласно шмыгнул носом.
Дориана огляделась. Со «вчерашнего дня», едва они вывалились из по счастливой случайности нанятого дилижанса, она особенно не рассматривала эту часть квартиры. Ночь влияла на организм каким-то удивительно неприятным образом. Все время хотелось спать, но едва голова касалась подушки, как весь сон исчезал, будто его и не было. Дориана ощущала себя домашней мухой, бьющейся о стекло рядом с распахнутым настежь окном. По ощущениям, последних двух «дней» вовсе и не существовало – они растворились где-то далеко в прошлом, едва Дориана и Джон пересекли порог квартиры.
Она подвинула замершую стрелку снятых со стены часов. Обычно мастерская встречала приходящих в нее радостным стрекотом механизмов и мерным перезвоном сработавших колокольчиков в огромных напольных часах, но сейчас в ней было непростительно тихо. Все часы: большие, маленькие, настенные, наручные, настольные, каминные, карманные на цепочках и будильники, стоящие дальше всех по какой-то неизвестной, возможно, очень личной причине, – траурно молчали.
– Все остановились, да?
– Похоже на то, – ответил Джон и тяжело вздохнул, – остается надеяться, что сами механизмы в порядке. И не придется пересобирать каждый.
– Мне жаль. – Пройдя чуть внутрь, Дориана пристроилась на высоком стуле недалеко от огромного рабочего стола в середине.
Джон нервно повел плечом. Его изможденный, немного посеревший после всех событий вид отливал болезненной желтизной – свет в мастерской так неудачно подкрашивал его тяжелые круги под глазами, что Дориана начинала сомневаться, а Джон ли это вообще.
– Сколько ты спал сегодня?
– Час? Может, два, не знаю, – неуверенно ответил он, пододвинул к себе увеличительное стекло и требовательно протянул руку назад: – передай-ка отвертку. И плоскогубцы.
Соскоблив со стола инструменты, Дориана лениво слезла со стула, и, шурша домашними тапочками, прибилась к склонившемуся над разобранными часами Джоном.
– На.
– Благодарю, – не отрываясь от механизма ответил Джон. – И, будь добра, подвинься. Ты мешаешь.
– Грубиян, – беззлобно фыркнула Дориана, забравшись на любезно предоставленный табурет. –