Я же всегда старался доносить информацию до детей так, чтобы они уходили от меня с новыми знаниями. Я объяснял им все на пальцах, разжевывал по крупицам и клал в рот и очень расстраивался, если они отказывались это глотать.
Нет, даже не так. Иногда я от этого впадал в ярость. Но никогда её не показывал. Да, думаю, что никогда. Нью-йоркские дети более продвинуты, и в вопросах отношения к ним преподавателей в том числе. Они бы не допустили грубость к себе, это уж точно. Меня вышвырнули бы из школы, если бы я повысил голос хоть на одного из этих сопляков.
Математику я любил всегда, сколько себя помню. С детства мне нравились цифры, подсчеты и все, что с ними связано. Если бы мой учитель чуть больше думал о нас и чуть меньше о занятиях скачками, которыми он увлекался, я, может быть, никогда и не стал бы преподавателем. Мне не хватало информации – я черпал их из учебников, не входящих в школьную программу.
В общем, вышло все так, что я захотел преподавать потому, что выбрал себе цель – давать знания другим. Другой вопрос, что в наши дни это мало кому нужно. По крайней мере, с этими детьми вряд ли получится пройти что-то сверх программы.
– Молодец, Адам, – сухо проговорил я, негодуя, что Адам все-таки умнее, чем все здесь собравшиеся. Я все еще злился на него за вчерашнее, и, наверное, буду злится еще достаточно долго. – Число «минус четыре» является отрицательным, Лилиан. Оно меньше нуля ровно на четыре. Значит мы все ж таки можем отнять что-то от «ничего»? Не сложно, правда?
Некоторые согласно закивали. Ну что ж, уже что-то.
Я вздохнул и открыл учебник, чтобы выбрать какой-нибудь простенький пример, как в дверь требовательно и сухо постучали. Все повернули головы назад. Я замер на месте, почему-то не ожидая ничего хорошего. Спустя секунду дверь распахнулась, и в проходе показалась миссис Джонсон в синих брюках и белой блузке.
Белый цвет ей совсем не шел. Её кожа казалась особенно желтой и старой.
Встревоженное, даже испуганное лицо миссис Джонсон напугало меня. Её сморщенные бледно-розовые губы были вытянуты в прямую линию, а веки с короткими ресничками казались покрасневшими от слез.
Дети, увидев её, поднялись со своих мест.
– Садитесь, ребятки, – она закивала им с видом доброй деревенской женщины и зашагала ко мне через ряды парт. Походка её была неуверенной и какой-то сломанной. – Мистер Нельсон, простите, что прерываю урок, но вы должны пройти ко мне в кабинет. Прямо сейчас, – её тихий голос с придыханием окончательно вывел меня из равновесия.
Я подумал о Розе и Энди. Если с ними что-то случилось, лучше не тянуть. Обещаю, не рвать