А что, если только для Саги Данте был случайным развлечением? Может, для него она значит гораздо больше? Я до мельчайших деталей помнила тот вечер в его квартирке в Будапеште, каждый жест, каждое прикосновение, каждую эмоцию, свидетельствовавшую об искренности Данте, но… Сага ведь такая красивая и сильная, и она знает, кто она. Кто в здравом уме сделает выбор в мою пользу?
Возможно, если бы Сага мне не нравилась, пережить эти чувства было бы проще. Но увы – из клетки, с грохотом опустившейся на меня, не было спасения.
И ведь это не последняя клетка из тех, что ждут меня в Дозорном Доме.
Пришедшее понимание меня немного встряхнуло, и я зло стерла слезы рукавом.
Как только я восстановлюсь и снова смогу перемещаться, они найдут способ использовать меня. Слишком наивно предполагать, что меня ждет что-то другое, если я останусь с ними – да с кем угодно, считающим последние чудеса своими по праву.
Я сделала шаг, и пол под ногами вдруг стал тонким и хрупким, как ледяная корка. Еще один – и я не услышала, но почувствовала, как материальность подо мной хрустит, крошится, исчезает, уступая место чему-то иному. Пылинки, летающие по комнате, обрели цель и маршрут, и серебряными потоками устремились ко мне.
А под старыми покрывалами и чехлами для мебели зашевелилась тьма. О, неужели я могла подумать, что она обо мне забудет?
– Как же сложно до тебя достучаться, – сказал Финеас Гавелл у меня за спиной.
ПОХОРОНЫ И ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ
Обернуться быстро не получилось – пространство вокруг загустело, как кисель сновидения. Прошло все время мира, прежде чем я смогла посмотреть туда, откуда донесся голос, и обнаружить, что никого там нет.
Я находилась в коконе – запечатлении реальности, вцепившейся в меня, хоть я ей больше и не принадлежала. Где-то здесь проходила грань между ней и межпространством, и я знала, что сейчас разрушу ее, как разрушала десятки раз до этого. И… что дальше?
У меня больше не было моего оружия – кинжал рассыпался белыми искрами, когда я пыталась прорубиться им через тьму к Данте. А там, за коконом, меня ожидал межпространственный двойник и искажения, и, если я буду безоружна, встречи эти ничем хорошим не закончатся.
– Финеас, – позвала я. Не мог же он просто затащить меня сюда и уйти, зная, что я сейчас бессильна?
Я огляделась. Кроме того, что под ходящими ходуном чехлами уже явно была не мебель, я заметила, что гранаты на декоративных холстах, последовавших за мной сюда, стали объемнее, живее, реальнее. Красная капелька сорвалась с раздавленного зернышка и упала на пол. Жутко. В окне было темно – но совсем не потому, что вслед за оранжевым закатом на Берлин поспешно опустилась ночь. Непроницаемая тьма заполнила оконную раму, готовая вот-вот сорваться в комнату и затопить здесь все со мной вместе. Но все-таки она не двигалась, не пересекала невидимую черту.
Она