Я рывком вскочила на ноги, морщась от отвращения. Вокруг шумела Староместская площадь. Но не сезонной ярмаркой и неисчислимыми потоками туристов, желающих поглазеть на астрономические часы, – а цоканьем копыт, треском колес, гудками и недружелюбными выкриками на чешском и немецком. Площадь была безлюдна и пуста. Звуки эти здесь существовали сами по себе, без источников. И запахи, полагаю, тоже.
Свет искаженного солнца заливал здания странно, пятнами, – он падал на них огромными каплями отбеливателя, сжиравшими только цвет, или каплями кислоты, сжиравшими еще и форму. Эти слепые зоны почему-то пугали больше бесплотных голосов. Не хотелось задерживать на них взгляд. Наобум я двинулась к острым очертаниям башни ратуши, проступавшим из марева впереди.
Где же ты, Финеас Гавелл? Для чего ты меня сюда притащил? Я должна отыскать тебя в этом засвеченном воспоминании?
Сверху заскрипело, а затем раздался легкий, но очень раздражающий колокольный звон. Подняв голову, я поняла, что в действие пришли старинные астрономические часы. В реальности их, кажется, закрыли на ремонт, но этому месту не было никакого дела до моей реальности. В двух окошках мелькали фигурки. Я помнила, что они должны быть разными, пестрыми, детальными, – апостолы как-никак, – но в этом искажении у них отняли индивидуальность, оставив безликими деревянными болванками и раздав каждой маленькие щит и меч.
Кажется, это была отсылка на сказку из «Последних чудес» – сказку о бесконечной армии. Король, проигрывавший войну за войной, правил страной, которая держалась лишь на милости соседних королевств. Из всех радостей в жизни у него была только жена, красавица-королева, которую он безмерно любил. Но этого было недостаточно – король жаждал возмездия за годы унижений. Однажды заезжий колдун дал ему зелье и наказал подмешать его королеве, обещая, что после этого в краткий срок под знамена королевства встанет непобедимая армия. Король долго не решался сделать это, но после того, как очередной сюзерен увеличил размер дани, сдался – и подмешал королеве зелья в вино. На следующий день она родила ребенка. Ребенок не плакал, – потому что у него не было лица, – не просил есть, не нуждался в ласке и защите. Зато сразу же начал крепнуть, вытягиваться, взрослеть. Через несколько часов королева родила второго. Затем, уже быстрее, третьего. Четвертого. Это продолжалось и продолжалось, и повитухи едва успевали сменять друг дружку, чтобы принимать роды. Спустя неделю обессиленная королева, уже больше не прекрасная, испачканная собственной кровью с головы до пят, шагнула из окошка своей башни. Король с безликой армией своих сыновей разорил соседние королевства. А затем последовал за супругой. Отмщение не принесло в итоге и доли той радости, которую давала ее улыбка.
Стоило вспомнить эту сказку, и я засомневалась,