Иногда я просила бабушку рассказать какую-нибудь сказку, и она рассказывала одну и ту же – про мальчика Петю, который всего боялся. Звучала она так: «Жил-был мальчик Петя, и он всего боялся. Попросит его бабушка: „Сходи Петя за молоком“, а он отвечает: „Нет, я боюсь“, и сидит дома. Попросит его бабушка: „Сходи Петя за хлебом“, а он отвечает: „Нет, я боюсь“, и опять сидит дома. Однажды решила бабушка сделать Петю храбрым. Сели они в лодку и поплыли на остров. Днем гуляли, а, когда наступил вечер, бабушка попросила Петю набрать грибов, подождала, пока он отойдет подальше, а сама быстро прыгнула в лодку и погребла обратно. Петя звал ее, звал, но бабушка не вернулась. Петя поплакал и стал искать, где переночевать. Залез в дупло на дереве и просидел там всю ночь. Хотели дикие звери на дерево залезть и Петю съесть, но не сумели. Петя утром выглянул – зверей нет. Тут и бабушка вернулась, сели они в лодку и поехали домой. И с тех пор Петя ничего не боялся. Ходил и за молоком, и за хлебом, и еще куда бабушка попросит».
Сказка о Пете оставляла странное чувство. Казалось, что бабушка намекает на меня, но ведь я всегда ходила за молоком и хлебом, даже за три километра через лес в палатку при «Сельхозтехнике»… И даже если бы я не ходила в «Сельхозтехнику», неужели бабушка могла бы оставить меня одну ночью в лесу? Вопрос не имел ответа, поэтому Петя снова и снова отказывался ходить за хлебом, сидел в дупле, ждал бабушку на лодке – а я снова и снова испытывала странный зуд то ли в зубах, то ли в сердце, когда в очередной раз слушала эту сказку.
Бабушка любила припугнуть.
Однажды, в одно серенькое дождливое воскресенье (это было именно воскресенье, потому что только в этот день бабушка не ходила на работу) мы остались с ней дома одни. Мне было года три. Бабушка, как всегда, что-то готовила, а я смотрела в окно. За мокрым, слегка запотевшим стеклом кухни было видно, как в наш двор от универсама медленно спускается по пригорку сгорбленная бабка с мешком за спиной. «Знаешь, кто это? – прошептала вдруг бабушка зловещим голосом из-за моей спины, – Это цыганка, она детей ворует. Звонит в дверь, говорит, что картошку продает, а сама, пока родители деньги достают, хватает детей и сажает в мешок. И уносит навсегда!..». «Поэтому, – закончила она обычным голосом, вытирая руки и направляясь в коридор, – Чужим дверь открывать нельзя».
Не могу сказать, что я тут же застыла от ужаса. Страх расцветал в моей душе медленно, как ядовитый цветок. Я осторожно спустилась со стула, вышла в комнату. Как бы случайно зашла за диван и посидела там,