– Ах, ты… – и дальше уж совсем непечатно.
– Да что это! – закричал Алеша, – Оставьте его сейчас же!
Половой в изумлении остановился.
– Как же-с… Ведь невозможно-с… Ведь облик уже потерявши… Смердят-с!..
– Скатерть перемените, да подайте ему ужин, – скомандовал Алеша, – Дам в буфетной нету, а я потерплю. А ваша и обязанность терпеть! – И, видя замешательство полового, прикрикнул: – Живо!
Буфетчик уже суетился за стойкой. Сбегали на кухню, принесли горячее, видимо, томившееся в печи. Но пришедший в себя старик наотрез отказался сесть рядом с Алешей. Выбрав стол подальше, он сел лицом к Алеше, поклонился ему, перекрестился и набросился на еду. Никогда не думал Алексей Федорович, что беззубый рот может работать с такой быстротой…
Но вот ужин съеден, даже и с добавкою, и чай выпит. Старик приосанился, проморгался замаслившимися глазками и простуженным голосом возгласил:
– Милостивый государь! Милостивый государь! Из бездны падения моего благодарю! Яко ангела Господня с последнею надеждой! Ибо третьи сутки не имел маковой росинки во рту, ни глотка воды, никакого пристанища и укрытия, кроме придорожной канавы! Но только пинки и толчки от этих вот… хамовых детей, ибо в сем захолустье человеку падшему и не имеющему кредита негде более добыть пропитания!
– Вы где живете?
– Нигде! Нигде, милостивый государь! Жил, это было, жил, но теперешнее существование жизнью назвать не решусь…
– У мещан здешних угол снимал, – встрял половой, – да согнали. Посуду ихнюю воровать почал, в трактир таскал, на водку-с.
– Ложь! Наглая лакейская ложь! Я, милостивый государь, не вор, я Георгиевский кавалер! Меня перед строем сам Павел Степанович Нахимов отличил за ге-ро-изм! Под пулями, на собственных вот этих плечах раненого боевого друга из огня вынес… Павел Степанович…
– Вот-с, как выпьет, так все у него Нахимов, – не унимался лакей, – А сей час, надо быть, от еды опьянел.
Но тут его окоротил буфетчик:
– Ну-к, не лезь, куды не просят! Давай-ка приборку, а то народ с поездов-то повалит, а у тебя конь не валялся!
– Не нукай, не запряг, – отговорился парень, однако пошел собирать со столов посуду.
– Послушайте… как вас величать? – обратился Алеша к старику.
– Яков Иванов сын Берсенев, капитан в отставке, бывший дворянин и Георгиевский кавалер, бывший человек-с. Владелец двухсот душ, по прежним-то временам! Имение пропил, жену со света свел, детей по миру пустил… Именно, бывший че-ло-век, иного наименования не заслуживаю!
– Яков Иванович, примите вот денег немного. Да скажите, чем я могу помочь Вам?
– Ничем не можете, милостивый государь! Никто никому ничем помочь не может, только сам себе человек поможет, сам себя спасет, да и то лишь по особому Божью соизволению, не иначе!.. Вот-с, не изволите ли слушать… еще в приснопамятные