Восхищенный и вместе с тем какой-то потерянный взгляд Лизы был прикован к инопланетному профилю ее врача. Он находился в паре метров, и эта близость сводила с ума. Все потаенные чувства девушки были разом приведены в движение, кровь ударила в голову. Правду никто не знал, ту правду, что у Лизы имелся один секретик: будучи существом теплокровным, а также не лишенным мужского очарования, доктор Бишаньяу испускал те самые незримые молекулы гормонов, которые безумно нравились женским уловителям Лизы. Она стойко сопротивлялась натиску, уверяла себя, что он такой же мужчина, как и все остальные, такой же нейтральный и неинтересный для ее сжатой в комок энергии, для ее подавленного темперамента, но он был не такой – да что там, на данный момент он был единственным мужчиной в жизни Лизы, способным одним своим присутствием утянуть ее в водоворот горячки.
Он подкатился к ней на стуле с колесиками.
Лиза не могла долго выдерживать прямой взгляд доктора и безостановочно краснела. Каждый год ей нравилось в нем что-то абсолютно беспричинно. Сегодня ее сразу же сразила его форма со стоячим воротничком, темно-баклажанового цвета. Ему сказочно шло.
Сперва он попытался влезть в ее организм с помощью вопросов. Он заговорил с ней о ее самочувствии, о том, не болело ли у нее что-нибудь в последнее время, с особой настойчивостью расспрашивая о «низе живота», как выражался сам доктор, о том, исправно ли она принимает необходимые таблетки, о всяких неинтересных вещах. Лиза отвечала односложно, ведь у нее и правда ничего не болело.
Измерив давление, доктор корявым почерком записал данные.
– Встань, – попросил он, морща лоб выразительными складками.
Лиза вялым, таким непохожим на нее движением соскользнула с кушетки. Вокруг нее плотным ореолом висели выпаренные из ее бурлящей крови феромоны женственности. Доктор оказался совсем-совсем рядом. Сквозь тонкие бумажные тапочки она почувствовала холод кафеля, по-звериному учуяла, как от горячей кожи пришельца исходит несколько запахов: его собственный аромат и душистость утреннего душа с цветочным мылом. Сердце у Лизы затрепыхалось, как пойманная птичка. Ладони потели до того обильно, что ими можно было до блеска намывать пыльные окна. Доктор дружелюбно молчал. Лиза не осмелилась поднять взгляд и заметно вздрогнула, когда его руки легли ей на ключицы, а пальцы потянулись к шее – развязывать бантик, схватывающий две половинки халата. Спустя секунду ткань, потеряв натяжение, соскользнула вниз – казалось бы, простое действие, но для Лизы осознание, что она теряет последний рубеж стыдливости, было смерти подобно. Деревянным движением она поймала край халата на уровне пупка и прижала его к себе – так умирающий с голоду прижимает к себе последний кусочек хлеба.
– Посмотрим, – задумчиво сказал доктор