Не забывая поглядывать на экзаменаторов, Лиза бегло осмотрелась. Прямо над ней нависала гроздь круглых плафонов, с которых стекал тусклый фиалковый свет, падая на ровный пробор незамысловатой прически, на плечи, на купол белоснежного подола и растекаясь неровной лужей по мраморным плитам пола. Лиза бывала здесь не единожды, и каждый раз ее сердце обмирало при виде внутреннего убранства зала. Многометровые волосяные шнуры, свисающие с арочных потолков, колонны с необыкновенной резьбой, роговые скамьи, мозаика, гирлянды, эхо – все это делало зал похожим на внутренности исполинского млекопитающего.
Лизу экзаменовали трое. Двое мужчин и женщина. Они возвышались над ней чуть в отдалении, иногда застывая в позах, полных превосходства и тихого достоинства, иногда расхаживая туда-сюда, как маятники в старинных часах. Ступая босыми лапами, все трое издавали отвратительный и пугающий звук, клацая когтями по каменному полу. Все трое были не старше папочки, статные, в подобающих облачениях, и со всеми тремя Лиза была знакома еще со времен своих первых экзаменов. Знала их, но все равно нервничала до дрожи в коленях.
Для начала ей задавали стандартные вопросы: «Как твое полное имя?», «Сколько тебе лет?», «Где и с кем живешь?»…
Лиза отвечала коротко и толково, не забывая прятать глаза в пол, как вдруг прозвучало резко и неожиданно:
– Ты можешь отличить ядовитый гриб от съедобного? – спросили Лизу.
Началось.
– Нет, уважаемый, – без колебаний ответила Лиза.
– Подумай хорошенько, Елизавета. Ты же смышленая девочка, исправно ходишь на склад человеческой памяти, роешься во всевозможных справочниках, – приветливым голосом сказал экзаменующий по имени Эшра.
У него были тонкие, подвижные губы, отчего рот походил на вертлявую, склизкую ящерку. Он выглядел самым старым, его тяжелая, отросшая до поясницы грива была зализана на висках и подвязана крепким шнуром с нанизанным на него полупрозрачным бисером. Выждав короткую паузу, Эшра выразительно добавил, как глубоко скорбь укоренилась в его сердцах. Воззвание к скорби прозвучало даже чересчур величественно в исполнении скорбящего, что не могло не впечатлить его коллег, которые чуть ли не синхронно вобрали воздух через вторую пару ноздрей и наморщили лбы, поддерживая члена своей касты в демонстрировании магистрального чувства их сплоченного общества.
Лиза знала, что неминуемо наступит этот момент: ее попробуют втянуть в более развернутую беседу. Она хорошенько призадумалась. Да, действительно, она исправно ходила на склад человеческой памяти, где хранились объекты покоренной цивилизации, и среди них немалую долю составляли книги на любой вкус. Таким, как Лиза, позволялось посещать библиотечные отделы по открытым дням, строго по понедельникам, средам и субботам, и брать в читальный зал не более пяти книг – уносить их с собой было нельзя. После того как книга возвращалась,