Один вертихвост вырывался вперёд, его догоняла тройка других. Выиграть борьбу, утолить тропосферный голод, но на деле – стать добавкой к основному блюду. Ушки маячниц померкли, за пастью хищника шли раздутые червоточины и орлиные крылья. Момент. Яркий проблеск. Нажива пропала из виду.
Корзина со стариком колыхнулась. Чёрта с два отпущу! Второго шанса не будет! Рыбак схватился за рукоятку катушки, вжал правую ногу меж полом и бортом корзины и выгнулся так, что чудовищный ревматизм из поясницы внезапно переметнулся к ногам, заставив старика испытать безумно-приятную боль.
Что-то хрустнуло – не то изношенные коленки, не то вершинка удилища, умчавшая куда-то за борт. Чёрта с два отпущу! Упав, старик обнаружил, как вокруг него беснуются с полдюжины преснопёров, пойманных где-то на втором километре. Плевать! Пальцы его были сжаты, рукоятка вращалась как бешеная, а удилище билось в страшном ознобе.
К полдюжины преснопёров прибавились целые орды кильки, четвёрка тунцов и полсотни седоглазой форели. Их качало вместе с корзиной и отчаянным рыбаком, в чьих глазах одновременно пылал страх и сверкала несгибаемая решимость.
Второго шанса не будет! Мысли кричали всё громче, пальцы смыкались сильнее, ладони мокли от горячего пота. Во рту пересохло, а сквозь единственный зуб вылетали строчки очередного гимна, воспевающего мужика, которому выпало окончить жизнь в бытовой передряге.
Он поднял глаза. Солнце затмило нечто, похожее на изобретение графа Фердинанда Цеппелина. Это было воздушное судно; намного крупнее, чем изобретение скромного рыбака, которому хотелось ущипнуть себя за нос и думалось, что к ревматизму, склерозу и аритмии добавилась ещё и первая стадия шизофрении.
Щелчок. В катушку заползли последние полметра лески. Где-то с краю, качаясь, вместе с вершинкой удила свисала туша тропосферного вертихвоста, чей угасающий взгляд провожал его многочисленную стаю и вскоре замер на старике, виновном в этой горькой разлуке.
Рыбак в это время изумлённо наблюдал, как его пальцы сами по себе медленно отцепились от рукоятки катушки, коснулись удила и потянулись к лысеющему затылку.
Слава богам, думалось старику, что он не видел весь этот сумбур в свои великолепные двадцать, когда имел шикарную шевелюру и успех у очаровательных девушек. Страх, любопытство, смятение, слабость… Чувства пробуждали дряхлеющий разум старца, а оттого в его голове зарождалась уйма вопросов.
Не успев ответить даже на один из них, он услышал целую серию громогласных гудков. Гигантское судно, неуклюже завалившееся набок, вдруг направилось прямо к нему. Рыбак побледнел – размеры