Лишенные оболочки и есть такие прорывы. Они лишены здравого смысла. У заключенных в оболочку они вызывают тревогу, сомнение в прочности основных ориентиров мира. Безбарьерные личности расшатывают здравый смысл и потому иногда считаются насмешниками или парадоксалистами. Но смех бывает двух родов: мира над духом и духа – над миром. Причина и того и другого – разнонаправленность, несоотносимость того с другим. Как мир может высмеивать логику духа, так и наоборот. Поверка духа логикой мира вызывает смех, поверка мира духом – также.
Смех духа всегда заемный, в себе он совершенно серьезен. Чтобы найти повод для смеха, ему надо выйти в мир. Потому смех духа мирской из мирских, не тонкая улыбка, а утробное ржание. Смеющийся всегда находится в миру, вне зависимости – дух или мир для него точка отсчета. Смех – всегда в миру и для мира. Он может разрушать или крепить, но в миру, а не в духе.
Смех мира безразличен потерявшему оболочку, так как он лишен зоны, которую можно высмеивать, высмеивается лишь его фантом. Когда мир одолевает дух, смех нарастает, когда дух одолевает мир, утихает. С полной победой духа, с падением всех оболочек смех прекращается вообще. Смех предполагает объект, если даже объект – ты сам. Когда все сольется воедино – некому и не над кем будет смеяться.
Духу, прорвавшему оболочку, свойственна радость без смеха. Радость от соединения, слияния “да”. Смех всегда предполагает разделение и сопоставление. Смех связывает несвязность картины мира. Он обозначает разрывы мирской логики. Даже добродушный, он всегда заносчив. Смех юродивых – эхо мирского смеха, смех мира над духом, возвращенный миру. Объединению сопутствует тихая радость. Смех агрессивен, он крепит оболочки, сопутствует обособлению. Смех возникает всякий раз, когда мир сталкивается с духом.
Взрывом смеха, пусть и неслышным, начинается отход от мира, как и ренегатство в мир. Смех всегда что-то отрицает, поэтому в нем заключена горечь. Это средство защиты. Один из скрепителей оболочки. Смех – следствие иерархии. Где нет иерархии – нет и смеха. Смеясь – теряют, радуясь – приобретают. Поэтому веселье духа не знает смеха.
Лишенный оболочки обречен на одиночество. Общение в миру – состыковка оболочек. Они не объединяют, но соединяют. Охвативший все, естественно, одинок. У него нет собеседника, кроме Бога. Даже он сам, после гибели разума-2, себе не собеседник. С другими у него образуются новые, не мирские связи. Отрешившемуся от мирских законов не важны ответы мира. Для заключенного в оболочку жизнь – диалог с миром, для лишенного – диалог с Богом, относительно же мира – монолог. Проповедь не предполагает ответа, молитва – предполагает.
Лишенному оболочки мир не может отказать, хотя бы потому, что он у него ничего не просит. Диалог всегда борьба, колыхание взаимной границы. В диалоге колобродят “да” и “нет”, а лишенный оболочки не знает “нет”. Это почти