– Теперь ты точно пойдешь! – злобно клацнул зубами хулиган.
Воспоминания размыты; Тая чувствует только подступившую к горлу горечь и головокружение. На ватных ногах, не опуская руки Кати, поднималась по черным, вымазанным в саже ступенькам и наконец оказалась на вершине. Страшная, непобедимая дрожь в коленках, неподвластные словам ощущения. Вот ты стоишь наверху, на этой злосчастной крыше многоэтажного дома, — и думаешь, что это высота в пределах твоих возможностей. А там, внизу, живут и скитаются малюсенькие точечки; всего несколько мгновений назад ты был одной из них, а сейчас вдруг вырвался, взобрался на свою вершину и начал жить отдельно от мира. Здесь ты не можешь быть частью огромного механизма, здесь ты – абсолютный нуль, вообразивший себя самодержцем. Тая боялась думать, боялась смотреть вниз; она только раскинула руки, подражая Божьей птице, и закрыла глаза. Ветер влетел на полотно ее лица, как непрошеный гость, ворвавшийся в чужой дом якобы на чай; потрепал волосы, щеки, точно давным-давно знал эту девочку, и любил ее, и обожал. Темнота пеленой покрыла заспавшийся мир, стерла его силуэты, но почему-то так оказалось еще страшнее. Неуверенные, все еще трясущиеся ноги сделали пару шагов вперед, – Тая точно знала, что до края – бесконечность, что внизу – мир, с которым она не соприкоснется, потому что далеко; но почему-то сделалось дурно, закололо в боку, забили барабанщики-виски, закружилась голова: «Открой глаза, быстрее!» Распахнула – почувствовала облегчение, собственными глазами увидела, что до конца – тысячи шагов, успокоилась, отдышалась. Страх постепенно уходил в самую глубь. Кровь теперь прилила к лицу – горячая, как кипяток, огненная, как пламя костра; подушечки пальцев, проколотые иглами внутреннего мороза, прилипли ко лбу – охлаждали. Медленно оглядела необъятный мир и вдруг вздрогнула в новом приступе испуга. Ей открылось следующее видение: Катя сидела у самого края и, свесив ноги, беззаботно распевала какие-то глупые песенки, покачиваясь в такт.
– Сейчас же подойди ко мне! – что было сил, закричала Тая. «Такая освобожденная от страха… Точно не человек, не земное создание», – втайне восхитилась она, но страх за сестру все равно был сильнее любых других чувств и эмоций. Хотела броситься к ней и силой оттащить непослушную, но Перунов схватил ее руку и заговорил своими змеящимися словами:
– Боишься-таки? Знал, что ты трусиха. А вот твоя сестра не такая, она бесстрашная малышка, — расхохотался в ухо. – Почему ты так не похожа на свою сестру? – дернул девочку за хвост; резинка, полавировав в воздухе, упала; красивые волосы черными прядками рассыпались по плечам.
– Скучно с тобой, — выдохнул он, — Даже косички не заплетаешь, как остальные девчонки, и юбки никогда не носишь. Настоящий пацан.
Тая сощурилась, ей захотелось ударить своего издевающегося собеседника и навсегда от него освободиться. Она подняла руку…
– Замолчи! –