Критика и критики в зеркале Серебряного века. В. Н. Крылов

в собраниях сочинений. Роман Тургенева, конечно, можно читать и без статьи Добролюбова. Но удивительно, что и статью Добролюбова можно читать как бы без романа Тургенева. В объединении же они составили особый комплекс, тип социальной, эстетической, нравственной культуры, кажется, в новейшей истории литературы почти и не встречавшийся»[50]. Тип статьи, «полностью погруженной в национальную действительность»[51], и обеспечил им жизнь в смене эпох. Это вынуждены были признать в начале XX в. даже противники публицистической критики. Д.В. Философов признавал правоту Белинского и Писарева в том, что они смотрели на искусство «не как на объект созерцания, а как на источник действия»[52].

      Фактором, обусловливающим некоторую многозначность критических текстов, становится их потенциальное содержание. Поэтому следует внимательно вдуматься в теории, акцентирующие известную близость критики к литературе. Б. Менцель, рассуждая о границах литературной критики, занимающей промежуточное положение между литературой, литературоведением и публицистикой, усматривает в критике тенденцию к поливалентности: «В качестве жанра аргументирующего литературная критика принципиально определена внешней по отношению к ней ситуацией; однако она обнаруживает тенденцию к поливалентности и благодаря ей может обладать более значительной эстетической, или литературной, составляющей»[53]. Критике свойственны своеобразные колебания, неустойчивость литературности. Эту позицию Жерар Женетт объясняет с точки зрения структурной поэтики: существенные отличия литературной критики от других видов критики он видит в том, что «она пользуется тем же материалом (письмом), что и произведения, которыми она занимается. Ясно, что художественная или музыкальная критика не изъясняются звуками или красками, тогда как литературная критика говорит на языке своего объекта. <…> Писатель изучает мир, критик – литературу, то есть мир знаков. Но то, что у писателя было знаком (произведение), у критика становится смыслом (объектом критического дискурса), а с другой стороны, то, что у писателя было смыслом (его видение мира), у критика становится знаком – темой и символом некоторой литературно осмысленной природы <…>. Это непрестанное переворачивание, постоянное инвертирование знака и смысла как раз и указывает на двойственную функцию работы критика, состоящей в том, чтобы создавать новый смысл из чужого произведения, но также и свое собственное произведение из этого смысла»[54]. Такую позицию критики нельзя абсолютизировать, но в определенные периоды ее развития может активизироваться литературная функция критики – функция, которая, с точки зрения русских формалистов, сосредоточивает внимание на «сообщении» ради него самого. Ю. Тынянов в статье «Журнал, критик, читатель и писатель» (1924) подчеркивал, что критика оказывается интересной и нужной, если она осознает себя литературным жанром, ориентируется на себя как на литературу, он в 1920-е годы призывал критиков подумать