В отечественной теории критики на эту проблему пытался обратить внимание (правда, лишь в тезисной форме) В.Н. Коновалов, подчеркивая: «Критика – органическая часть культурного наследия, и так же, как произведения художественной литературы, лучшие образцы критической классики оказываются шире своего исторического времени»[28]. При этом возникает целый ряд взаимосвязанных между собой вопросов: какие свойства критических текстов, результаты деятельности критиков определяют их жизнь за пределами своего времени, делают критику действительно живым наследием, как проявляется механизм переоценки критиков прошлого, как взаимодействуют традиция и новаторство, какие слои публики принимают участие в этом процессе? На какие источники необходимо опираться в изучении этих явлений?
При изучении восприятия литературно-критических текстов необходимо учитывать диалогические отношения между текстом и рецепиентами на фоне исторического контекста. То, что периодически происходит пересмотр прежних критических теорий и оценок, очевидно. Как очевидно и то, что критические статьи могут рассматриваться современниками под определенным углом зрения, превращающимся в устойчивый стереотип, который может быть поколеблен в другую эпоху. Так, по словам В. Засулич (писала под псевдонимом «Н. Карелин»), «в литературном мире статьи Писарева рассматривались главным образом с их противохудожественной стороны и возбуждали шум лишь в качестве хулы на святое искусство, но для сменявшихся поколений его молодых читателей 60-х и 70-х годов они являлись лишь энергичной проповедью долга перед трудящимся большинством, учения и труда ради уплаты этого долга»[29]. «Писарев и сам отлично знал, что все, что он говорил об искусстве, истинно лишь с данной точки зрения, в данное время и в данном месте. <…> Нападая на искусство, во имя долга народу, он вовсе не мечтал уничтожить искусство или нанести ему какой-нибудь ущерб, он хотел только отвоевать у него все “рабочие мозги” и сердца, которые могли пригодиться для дела»[30].
Б. Парамонов в юбилейном эссе «Пушкин – наше ничто», отталкиваясь во многом от суждений