– Ты о чем думаешь, Ваня?
– Я вот слушаю все это: ну, птиц, ветер, листья, и мне думается – за все надо отплатить. – Повернув забинтованную, похожую на красно-белый кочан голову, отозвался Качалин. – Не может же человек так вот, задарма, наслаждаться красотой. Она ведь чего-то стоит. Ты как считаешь, Женя?
– За это мы заплатили сполна, Ваня, – грустно сказал Евгений.
– А мне, Женя, кажется, что мы платим сейчас не за это.
– А за что? – настороженно, словно боясь, как бы мысли друга не совпали с его собственными, спросил Евгений.
– Не знаю. Не могу сказать, но как-то происходит не так. Трудно понять все это… Вот ты мне рассказывал – до армии работал учителем. А так ли ты учил ребят жить, как надо? Смогут ли они выдюжить теперь вот, глядя в глаза смерти? Ведь вот наша батарея… Дружно жили, казалось, все вместе. А что вышло? Почему же мы с тобой здесь, а они неизвестно где. И, видимо, мы виноваты… А ведь впереди – долгая война, Женя? Как же мы будем воевать, а?..
Вильсовский приподнялся на локте и долго молча смотрел на товарища. Совсем еще мальчик – и вдруг эти туманные намеки на какую-то свою вину. В чем он может быть виноватым? Он и пожить-то еще не успел.
– Женя?
– Да.
– Оставь меня здесь, слышишь? В последний раз прошу. Ну пойми, как мы выберемся из этой глуши вдвоем? Мы с тобой как листики с березки: сорвал нас горячий ветер с родимой ветки и бросил на болото. Слиплись, огрузли. Один бы поднялся, а оба нет… Оставь. Твоя рука быстро заживет, ты догонишь наших. А я уже не борец. Я ведь знаю: несколько дней – и все. А для тебя эти несколько дней – спасение.
– Все? – жестко спросил Вильсовский.
– Честно прошу, товарищ политрук! – Голос Вани дрогнул.
Евгений разломил сухарь и половину вложил в руку Качалину.
– Ешь!
Качалин нехотя начал жевать. Он знал: этот сухарь последний.
– Ты мне эти мысли брось! Нам еще жить и жить! Мы еще с тобой повоюем, – убежденно сказал Вильсовский. – Слышишь кукушку? Это она тебе годы насчитывает. Раз, два, три… семь… Видишь, сколько! Семь лет! Это она, бездомница, еще соврала, больше проживешь…
Они помолчали.
– Пить хочешь, Ваня?
– Хочу.
Воды больше чем надо. Она терпко пахнет болотными травами, но это ничего, главное – освежает. Ваня взял фляжку и, обливаясь, стал жадно пить.
– Женя, поищи на полянке, тут щавель должен расти, набери в дорогу, все-таки еда.
Ваня слышал, как поднялся Вильсовский, как удалялись его шаги.
Нет, вместе не дойти!
Рука его – высохшая, с тонкими синими прожилками,