– Мать, наверное, волнуется? – спросил Стась, отвлекаясь от воспоминаний.
– Я сказала, что ночую у Вали Бугаевой. Они долго молчали.
– Стась?
– Что, Люсенька?
– Может быть, все это зря, Стась?
– Что?
– Ну, все. Что мы дружили, учились, мечтали… Где они теперь, эти мечты? Что нас ждет завтра?.. Сидим мы тут с тобой… нам хорошо, а завтра придут эти… Нас учили, как надо понимать счастье, а как мы должны поступить сейчас, чтобы сохранить его, удержать?.. Вот есть ты, а кто поручится, что скоро мне не придется думать – был?..
– Люся! Разве я?.. Да я!..
– Я не об этом, Стась, – продолжала она. – Ты меня неправильно понял. Я вот думаю все эти дни. И чем больше думаю, тем мне становится страшнее… У меня в жизни огорчений было больше, чем радостей, но я видела какую-то цель, а сейчас я будто ослепла, ничего не вижу…
– Это на твоих думах сказывается нервотрепка последних дней. И неопределенность положения. Да, наступило очень трудное время, но это время нашей проверки на любовь к Родине. Тебе кажется, что у нас теперь нет цели, но она есть, ты ошибаешься.
– Какая цель, Стасик?
– Бороться.
– Как?
– А вот соберем наших ребят, посоветуемся.
– Как соберешь? При немцах?
– Ну и что? Наш фронт теперь здесь, мы не имеем права сидеть сложа руки.
В глубине сада вдруг что-то затрещало, и оглушительный свист вспугнул ночную тишину.
– Это Петька! – вскрикнула Люся.
– Ну иди, чего ты там? – позвал Стась.
Петр возился у ограды и не спешил подходить к ним. Наконец он переволок через ограду что-то тяжелое, бросил под куст смородины и поманил их к себе.
– Глядите на эту штучку, только прошу в обморок не падать… Что, глаза запорошило? Развяжите рюкзак, там еще кое-что есть.
Петр стоял перед ними, победно подперев бока.
– Где взял? – выдохнул Стась.
– Где взял, там… еще много! И вам достанется, если, конечно, будет нужда. Устал я зверски и жрать хочу до смерти. Целый день и вечер за поселком пролежал, не мог понять: пришли немцы или нет. Боялся напороться.
Откуда-то издали донесся шум моторов.
Они бросились к дому.
Было уже светло. Улица отчетливо просматривалась до самого конца.
С запада в поселок входила колонна мотоциклистов. Она шла медленно, черными пальцами пулеметных стволов прощупывая тишину улицы. Впереди, в коляске, ехал торжественный, как на параде, офицер. На высокой тулье фуражки серебряно поблескивала кокарда. Он проехал так близко от забора, что ребята