Еще неделю назад в больнице размещался госпиталь. Палат не хватало, и раненых устраивали прямо на дворе. Комсомольцы круглосуточно дежурили в госпитале, впервые на практике применяли те довольно скудные медицинские знания, которые получили в школе, ухаживали за ранеными, читали им сводки о положении на фронтах. Теперь раненых вывезли, а кровати, которые собирали по всем домам, так и остались стоять во дворе. Их было много, и все разные: деревянные, с резными изголовьями; простые, солдатские; никелированные, с шариками и всякими ненужными блямбами; с панцирными сетками и пружинами из грубой проволоки, полуторные и двуспальные, широкие, как платформы, и обычные раскладушки. На многих еще сохранились дощечки, на которых девушки выводили по утрам кривую температуры. Петр тоже отдежурил здесь не одну ночь. Вон там, под липой, лежал безногий минер. Когда боль становилась нестерпимой, он пел песни. У Петра и посейчас звучит в ушах его голос…
Возле своего дома стоял Мишка Теленченко, худощавый, русоволосый парнишка. Заложив руки за спину и запрокинув голову он к чему-то прислушивался. Петр подошел, ткнул его кулаком в бок.
– Ты что, галок считаешь?
– Слышишь? Летят! – спокойно ответил Мишка и вновь уставился в небо. – На Смоленск, бомбить.
– Ну и что?
– Ничего. Страшно…
– Страшно? Чего же ты тут торчишь, драпал бы со всеми на восток!
– А иди ты!.. Тетка приехала, такое порассказала! Там, на станции, столько эшелонов с беженцами и ранеными – ужас!.. Говорят, фрицы здесь со дня на день будут, отступают наши.
– Ладно, не паникуй. Зови братана, дело есть! – сказал Петр. В голосе его слышались покровительственные нотки – Михаил был моложе его, он учился в восьмом классе.
– Женьки нету. А ты куда это собрался? – только сейчас Мишка заметил рюкзак на его плече.
– На фронт. Не здесь же мне оставаться!
– И тебе разрешили? – с наивным простодушием изумился Мишка.
– Да-а, разрешили. С фельдъегерем письмо пришло из Москвы: так, мол, и так, товарищ Климович, можете не присутствовать на церемонии торжественного вступления в Осинторф фашистских войск. Хлеб-соль будут вручать братья Теленченко! Уяснил?
Мишка побледнел, глаза его сузились.
– Ты трепись, да не затрепывайся, а то ведь я и по морде могу съездить!
– Я тебе съезжу!.. – окинув взглядом худенькую фигурку товарища, сказал Климович. – Черт с вами, оставайтесь! Салют!
Петр сдернул кепчонку и, шаркнув ногой, раскланялся перед Мишкой.
– Адресок узнаете из газет.
И глубоко, до самых глаз, нахлобучив кепку, Петр широко, не оглядываясь, зашагал по улице. Заворачивая за угол, он услышал