последний из честных дантистов. Оливер Перл

в пессимизме, негативизме и напыщенном альтруизме. Она жила, питаясь энергией, получаемой ею от ее же собственного жертвоприношения. Мое нежелание извлечь из этого выгоду никоим образом не воздействовало на ее непреклонное стремление перерезать самой себе горло. Я уже видел очертания гриба взрыва собственной Вины, поднимавшегося над горизонтом. Это была та же самая Вина, которая заставила ее мужа пырнуть ножом их соседа, та же самая Вина, которая с каждым годом все сильнее и сильнее сдавливала запястья и лодыжки ее сына. Как обмотанный взрывчаткой террорист, Стелла носила ее с собой везде. Она детонировала свою любовь, посылая гвозди и острые куски Вины вокруг себя во всех направлениях, при этом чудесным образом оставаясь не задетой, защищенная броней Вины, унаследованной ею от ее матери. Вот, пожалуйста! Один из этих гвоздей уже впился и торчит у меня из бедра. Мне ничего не оставалось делать, как вернуться к ней, найти ее, обнять ее и дать почувствовать ей, что она любима, и мне – что я невиновен.

      Я нашел ее стоящей у шестигранного пруда в нескольких шагах от киоска с мороженым. Дети бегали вокруг, толкая пластиковые кораблики деревянными палками. Я сфотографировал их, Стеллу. К моему облегчению, она не попросила сфотографироваться вместе. Эта фотография однозначно вызывала бы у меня паранойю. Я не фотогеничный. Моя привлекательность – в приятной глазу смене выражений. Вырванное из контекста и взятое индивидуально, каждое – в лучшем случае гротескно. Я редко получаюсь хорошо и дорожу фотографиями, ставшими исключениями. Этого давно не случалось, и в соответствии с законом вероятности, подобно скупому игровому автомату, который забыл, когда вознаграждал невезучих игроков, выдавать выигрыш пришло самое время. Тогда мне было бы тяжело выбросить фотографию, я бы ее прятал от Миши, не знал бы, что ответить, и мечтал бы сквозь землю провалиться, когда она бы ее наконец-то нашла.

      Миша была чистая и невинная. Ее невинность я ценил больше всего, из-за ее чистоты я в нее и влюбился, и если для чистых все чисто, то у Миши это было настолько, что она забыла, или проглядела, или никогда не знала, что изменщик – он изменщик всегда.

                                             * * *

      Мы сидим в маленьком кафе. Шесть или семь мужчин смотрят записанный ранее футбольный матч. Время от времени кто-нибудь из них поглядывает на Стеллу. Она обращает на себя внимание без усилий, требований или просьб. Миша красивее. У нее большая грудь и объемный таз. Она статная. Она, конечно, еще и на тринадцать лет младше, но за три года, что я с ней, в ее сторону не повернулось столько голов, сколько в сторону Стеллы сегодня.

      Я непроизвольно и несколько раз встряхиваю головой, пытаясь сбросить пресность и скуку, которые мы отыскали друг в друге. Я откидываюсь назад и смотрю на Стеллу как в первый раз. Ее губы полны, и ее профиль безупречен. В ее улыбке обнаруживается презрение к доступной только ее глазам Вселенской Катастрофе, подымающейся за горизонтом.