последний из честных дантистов. Оливер Перл

Коммунистической партии, проживающая в огромной по тем временам пятикомнатной квартире, в распоряжении которой была прислуга и машина с шофером – все благодаря ее папе, известному в городе человеку, кличка которого была Костюм, то ли оттого, что он любил носить костюмы или менял их часто, то ли потому, что у него их было просто много, – я толком не помню. В те жаркие дни мы (я и Стелла) проводили много времени закутанные друг в друга в снятой за червонец в сутки даче, спрятавшейся среди вишневых и абрикосовых деревьев Большого Фонтана. Мы оба изменяли, я – моей жене Тамаре, Стелла – своему жениху. Нам было хорошо, и, кроме нас, об этом никто не знал. Потом я устремился на Запад, а Стелла, как тогда казалось, осталась позади.

      Я скучал по ней. Я не мог выдержать местечковости своей жены Тамары в придачу с ее средневековыми ночными рубашечками и страдал по иностранным шоколадкам с западноевропейскими пряностями, которые в меня впихивала Стелла в перерывах между нашими быстрыми приступами кратковременного любви-творения. Спустя три месяца, уже в Сан-Франциско, я признался Тамаре в своей измене. Я причинил ей неслыханную боль, и это – когда Маленький Принц был уже написан.

      Прошло двенадцать лет, и сейчас я осторожно подбирался к группе пассажиров из Берлина, надеясь, что любовь моей молодости использовала утекшее время по назначению и увеличила себе грудь.

      Я был все еще пьяный от лекарств, и нижняя часть моего лица отекла и вздулась. Я забрел в туалет, чтобы поглядеть на себя, и увидел, что кусочек марли на подбородке, который я в полудреме теребил в самолете, исчез. Лишь хвостик нитки торчал из окровавленной дырки. Я прорепетировал улыбку – она испугала меня до смерти.

      Лицо Стеллы было бледным, грудь такой же. Мы обнялись, улыбнулись – оба сдержанно.

      Париж оттаивал после холодного лета. Оно наконец-то разжало свой промозглый кулак лишь неделю назад. Настроение на улицах было вкрадчиво-радостным.

      По дороге в такси мы разговаривали. Муж Стеллы был армянин. Он периодически ее бил, то ли от ревности, то ли еще почему-то. Однажды он ударил ножом соседа, который вмешался. У нее были причины, чтобы быть бледной. Во время беседы она то и дело поглядывала на мой подбородок.

      Отель Alexandra находился в узком семиэтажном здании. Консьерж лизнул Стеллу игривым взглядом и масленым словом. К моему удивлению, Стелла ответила ему на французском. По дороге наверх я выразил свое восхищение тем, что она выучила французский. Это произвело на меня меньшее впечатление, чем если бы она увеличила грудь, но все же показало, что время, которое мы не виделись, было не совсем уж выброшено коту под хвост. Она сказала, что начала три недели назад и выучила три диалога: в аэропорту, в отеле и в такси.

                                             * * *

      Пока Стелла принимала душ, я вышел на балкон, где выкурил две сигареты и сделал пятьдесят отжиманий от пола, чтобы мышцы груди выглядели больше. Шприц